Искусство маньеристов

Молодая мать и ее дитя бесконечно трогательны, но слишком просто душны. В них еще нет покоряющей глубины «Сикстинской мадонны», созданной художником через 15 лет. Тогда Рафаэль стал иным: это уже не тот тихий «отрок, зажигающий свечи», каким может представиться воображению творец «Мадонны Конестабиле». К тому времени он был автором многих грандиозных композиций, обрел размах и маэстрию кисти, стал знаменитостью.

В его искусстве начинали возникать черты, предвещающие поздний Ренессанс и даже барокко -- черты драматизма с налетом некоторой импозантности. Так как это мало было свойственно природе дарования Рафаэля, то произведения, где он отдал дань таким поискам (как, например, «Преображение»), не принадлежат к числу его лучших вещей, хотя именно они потом стали предметом восхищения и всяческого подражания для академистов. Может быть, что-то от этого есть и в «Сикстинской мадонне»-- не чересчур ли эффектны взбитые облака, по которым она ступает? И не напоминает ли о театре отдернутый занавес?

Но мы слишком любим «Сикстинскую мадонну», чтобы выискивать пятна на солнце. Такая, какая она есть, эта необычная алтарная ком позиция давно уже вошла в сознание сотен тысяч людей как фор мула красоты. Такой мы ее безоговорочно принимаем -- с ее коленопреклоненным Сикстом и изящной святой Варварой, с толстенькими задумчивыми ангелочками внизу и призрачными херувимскими ликами вокруг богоматери. Кажется, иной эта картина и не может и не должна быть: тут есть какая-то непреложность совершенства, несмотря на некоторую странность сочетания всех ее компонентов, или как раз благодаря этой странности. Но более всего -- благодаря поразительной одухотворенности матери и ребенка. В лице и взгляде младенца есть нечто недетское -- прозорливое и глубокое, а в лице и взгляде матери -- младенческая чистота. Если бы Рафаэль никогда ничего не написал, кроме этой кроткой, босой, круглолицей женщины, этой небесной странницы, закутанной в простой плащ и держащей в руках необыкновенного ребенка,-- он и тогда был бы величайшим художником.

Фрески Рафаэля. Но он написал еще очень много замечательного. С 1508 года он постоянно работал в Риме, главным образом при дворе папы Юлия II и его преемника Льва X, где исполнил большое количество монументальных работ. Из них самые выдающиеся -- это росписи ватиканских станиц -- апартаментов папы. Здесь видно, на какой титанический размах был способен кроткий, лирический Рафаэль. Крупномасштабные композиции, населенные десятками фигур, покрывают все стены трех залов. В Станце делла Сеньятура -- четыре фрески, посвященные богословию, философии, поэзии и правосудию. Это задумано как идея синтеза христианской религии и античной культуры. Каждая фреска занимает целую стену; большие полукруглые арки, обрамляющие стены, как бы отражаются и продолжаются в композициях фресок, где тоже господствует мотив арок и полукружий. Достигнуто абсолютное согласие между архитектурным пространством и иллюзорным пространством росписей. Лучшая из фресок Станцы делла Сеньятура -- «Афинская школа»: ее Рафаэль исполнил всю собственноручно. В ней он воплотил представление ренессансных гуманистов о золотом времени античного гуманизма и, как всегда делали художники Возрождения, перенес эту идеальную утопию в современную среду. Под высокими сводами чисто ренессансной архитектуры, на ступенях широкой лестницы он расположил непринужденными и выразительными группами афинских мудрецов и поэтов, занятых беседой или погруженных в ученые занятия и размышления. В центре, наверху лестницы,-- Платон и Аристотель; сохраняя мудрое достоинство и дружелюбие, они ведут извечный, великий спор -- старец Платон подъемлет перст к небу, молодой Аристотель указывает на землю. Рафаэль ввел в это общество своих современников: в образе Платона предстает Леонардо да Винчи, сидящий на первом плане задумавшийся Гераклит напоминает Микеланджело, а справа, рядом с группой астрономов, Рафаэль изобразил самого себя.

Говорят, что время -- лучший судья: оно безошибочно отделяет хорошее от плохого и сохраняет в памяти народов лучшее. Но и среди этого лучшего каждая эпоха облюбовывает то, что ей созвучней и ближе, таким образом, участь наследия великих художников продолжает меняться на протяжении веков. Из трех корифеев Высокого Возрождения Рафаэль долгое время был самым чтимым, все академии мира сделали его своим божеством. Это официальное поклонение заставило впоследствии противников классицизма охладеть к признанному кумиру. Начиная со второй половины XIX века и в наши дни любовь к Рафаэлю уже не так сильна, как прежде; нас глубже захватывает Леонардо, Микеланджело, даже Боттичелли. Но нужно быть справедливым: Рафаэль -- не тот благообразный, идеальный, благочестивый классик, каким его восприняли эпигоны. Он живой и земной. Это еще в 80-х годах прошлого века почувствовал молодой Вру бель и был взволнован открытием: «Он глубоко реален. Святость навязана ему позднейшим сентиментализмом... Взгляни, например, на фигуру старика, несомого сыном, на фреске «Пожар в Борго» -- сколько простоты и силы жизненной правды!»' Многим из нас слава «Сикстинской мадонны» казалась, преувеличенной, пока мы знали эту картину по репродукциям. Но вот она появилась сама -- на выставке Дрезденской галереи в Москве. И скептические голоса умолкли, она покорила всех. Освобожденный от при торного лоска, наведенного эпигонами, Рафаэль встает перед нами в своем подлинном достоинстве.

Список использованной литературы

1. Арган Дж. К. История Итальянского искусства: Пер. с ит. В 2 т. Т. 1. М.: Радуга, 1990. - 319 с.

2. Власов В. Р. Большой энциклопедический словарь изобразительного искусства в 8 т. Т 1 - СПб.: МИТА, 2000 - 864 с.

3. Гнедич П.П. Всемирная история искусств. - М. : Современник, 1996 . - 494 с.

4. Климан Ю., Рольман М. Монументальная живопись эпохи Рененесанса и Маньеризма в Италии. М.: Белый город, 2005 - 472 с.

5. Рескин Дж. Лекции об искусстве / Пер. с англ. П. Когана под. Ред. Е. Комоненко. М.: БСГ-Пресс, 2006. - 319 с.

6. Тихомиров Р. Н. Искусство Итальянского возрождения. Издательство Академии художеств СССР 1963 г. - 70 с.

Размещено на Allbest.ru