Несмотря на полезные открытия, которые, правда, не позволяли изготовить искусственное золото и потому, как правило, оставались незамеченными современниками, большинство алхимиков искало прибежища во лжи и обмане, о чем свидетельствует длинный список средневековых мошенников. Упомянем, например, жившего в конце XVII в. некоего Дона Каэгано, который выдавал себя за обладателя философского камня, или Леонгарда Турнайссера из Базеля, который обманывал легковерных, продавая им слитки якобы изготовленного им золота, которые на самом деле содержали внутри свинец.

Эти и другие алхимики, искавшие и находившие приют при княжеских и королевских дворах, обычно имели довольно времени, чтобы открыть «собственный» секрет изготовления искусственного золота. При этом для успешного обмана доверчивого мецената достаточно было использовать, например, сосуд с двойным дном, где пряталось немного настоящего золота, которое, после того как легкоплавкое фальшивое дно расплавлялось, оказывалось непосредственно в самом сосуде. Тем же целям хорошо служил и обычный уголь, который после соответствующей обработки использовался для маскировки отверстия, где было спрятано настоящее золото.

Во времена поздней готики и зарождающегося Ренессанса в Европе возникло несколько центров, где работали известные алхимики. В чешские земли алхимия начала проникать уже в первой половине XIX в. Так, первую в Праге алхимическую лабораторию организовал в собственном доме вблизи тогдашнего Скотного рынка князь Вацлав Опавский в 1347 г. К ярым сторонникам алхимии принадлежали также Ян из Газенбурка и Вилем из Рожемберка. Замки Вилема в Тршебони и Крумлове стали убежищем многих чешских алхимиков.

В конце XVI -- начале XVII вв. внимание европейских алхимиков сосредоточилось прежде всего на Праге. В это время Чехией правил император «Священной Римской империи» Рудольф II, коллекционер произведений искусства и богатейший меценат, оказывавший свое покровительство таким прославленным ученым, как Тихо Браге и Иоганн Кеплер, а также известным изобретателям точнейших и красивейших часов и искусных астрономических приборов Йосту Бурги и Эразму Хабермелу. Наиболее признанным пражским алхимиком периода владычества Рудольфа II был англичанин Эдвард Келли. Из других известных ученых-алхимиков следует упомянуть поляка Михаэля Сендивогию (Сендивойю), современника Келли, а также австрийца Рихтгаузена, работавшего в Праге в середине XVII в. уже при императоре Фердинанде III.

В Англии очень хорошо известно имя Джеймса Прайса, жившего некоторое время в Праге и позднее ставшего членом Королевского химического общества. В 80-х гг. XVIII в. в своей лаборатории в графстве Суррей он демонстрировал английскому королю некий «трансмутационный процесс». Правда, впоследствии, получив приглашение ко двору, где ждали раскрытия секретов проводившихся им «трансмутаций», Прайс предпочел покончить с собой. Кроме Келли и других алхимиков, в Праге, бывшей в то время одним из крупнейших центров европейской науки, техники и культуры, работало много искусных механиков и инженеров, которые так или иначе сталкивались с проблемой вечного движения. Одним из них был Кристоф Марграф -- пражский часовщик, прославившийся изобретением оригинального хронометрического прибора, который рассматривался многими как реальный вечный двигатель.

В начале XVII в. при построении шагового часового устройства широко использовался довольно неуклюжий механизм с набором металлических шариков, скатывавшихся по некоторой замкнутой траектории. Фиксированный временной интервал, необходимый собственно для измерения времени, определялся длительностью прохождения очередным шариком выбранного пути. Еще Галилей обратил внимание на то, что цилиндр или шар, скатывающийся по наклонной плоскости заданной длины (при постоянном угле наклона.) проходит этот путь за одно и то же время. Из этого правила исходил и Марграф, который заменил в своих часах наклонную плоскость винтовой канавкой, образованной двумя параллельными проволочными направляющими. Как только шарик, скатывавшийся по направляющим канавки, оказывался внизу, мгновенно срабатывало особое устройство, которое выпускало сверху в канавку следующий шарик. Скатывавшиеся шарики приводили в действие счетчик, показания которого фиксировались на специальном циферблате. В описании, к сожалению, отсутствуют сведения о способе подъема шариков обратно к верхней части канавки. По всей видимости, опираясь именно на эту схему, построил свои шариковые «вечные» часы и французский дворянин Никола Гролье, который мог познакомиться с часами Марграфа во время своей службы в австрийской армии.

В описи имущества Дрезденского двора, относящейся к 1603 году, также упоминаются шариковые часы некоего Ганса Шлотгхайма. Главной их частью опять-таки была спускавшаяся вокруг восьмигранной башни длинная винтовая канавка, по которой шарики, выпущенные из верхней галереи, скатывались ровно за 60 с. За эту работу, которая по существу представляла собой один из вариантов часов Марграфа, Шлоттхайм в 1601-1603 гг. получил 4800 рейнских золотых. В самой центральной башне, кроме устройства для измерения времени, располагался музыкальный механизм -- некое подобие органа с двумя регистрами по 17 воздушных трубок-свистков каждый. Механизм боя и музыкальный механизм дополнялись автоматически двигавшимися фигурками музыкантов и символическими знаками планет, размещавшимися снаружи на специальных внешних балкончиках. Равномерно скатывающиеся шарики с искусно спрятанным устройством, возвращавшим их в исходное положение, были, очевидно, причиной ошибочного впечатления, что речь идет действительно о вечном двигателе. Слухи, что сам Марграф отвергал возможность создания перпетуум мобиле, косвенно подтверждаются свидетельствами о том, что изобретатель, дабы преодолеть скептическое отношение заинтересованных лиц, всячески отвергал приписываемый его изобретению метафизический смысл. Вместе с тем вполне очевидно, что непосвященная публика легко принимала подобные часовые механизмы за перпетуум мобиле. Многие вообще были склонны рассматривать в качестве вечного двигателя любое устройство, которое после придания ему начального импульса приводилось в непрерывное движение и оставалось в этом состоянии достаточно долго без явного подвода энергии извне.

Конечно, мошенничества и обман не были привилегией и отличительным свойством одних лишь алхимиков. В истории техники мы нередко встречаемся с сообщениями о том, как широкая публика вводилась в заблуждение лишь для того, чтобы честолюбивый изобретатель мог привлечь к себе внимание окружающих.

Уже в начале нашего столетия в Филадельфии умер некий Джон Кили, скромный, тихий человек, который свыше четверти века изо дня в день усердно корпел над какими-то исследованиями в своей лаборатории, помещавшейся в арендованном им частном доме. Соседи нередко слышали раздававшиеся оттуда странные звуки, похожие на отдаленные взрывы или раскаты грома. Распространялись слухи, будто Кили работает над изобретением особого мотора, приводимого в действие некоей эфирной субстанцией, в которой собственно и заключается главный секрет его машины. Все чаще упоминалось о том, что в стенах этого таинственного дома действует неизвестный перпетуум мобиле, который сам вырабатывает необходимую ему для работы субстанцию. Так как загадочные звуки не прекращались, лабораторию Кили стали обходить стороной. В конце концов, эта история привлекла внимание прессы. В одних газетах появились сообщения о том, что машина Кили являет собой переворот в технике, в других -- что Кили создал огнестрельное оружие огромной мощности, не нуждающееся в использовании пороха. Сам же Кили наотрез отказывался что-либо комментировать, настаивая лишь на том, что созданная им машина еще недостаточно применима для промышленного использования. Но печать уже сделала свое дело: одни произносили его имя с благоговейным трепетом, другие сомневались, третьи подвергали его изобретение резкой критике, -- в результате тихий и незаметный человек приковал внимание тысяч людей.

После смерти Кили в подвале под лабораторией был найден источник пресловутой эфирной субстанции -- обычный компрессор, которым Кили приводил в действие работавший на сжатом воздухе мотор, сконструированный по образцу воздушной пушки. Тайна загадочных взрывов и природа еще более таинственной движущей субстанции были раскрыты. Однако своим молчанием Кили сумел добиться как раз противоположного эффекта: он стал центром внимания публики, его имя было на устах у окружающих, о нем писали газеты. Кили сознательно подогревал любопытство людей именно своей скрытностью; приводя, например, посетителей на порог своей мастерской, он в последний момент захлопывал перед ними двери.

Ранняя история развития науки и техники часто изобиловала как настоящими изобретениями, так и подобными мошенничествами. Однако если для алхимиков откровенная неудача грозила потерей имущества, положения или даже самой жизни, то для тех, кто хотел изобрести вечный двигатель, речь шла только об известности и славе. Философский камень и вечный двигатель одновременно оказались основными целями усилий постепенно формировавшейся светской науки. Однако только идея перпетуум мобиле смогла достаточно долго преодолевать те ловушки, которые выставляли на ее пути время и растущие знания человечества. И хотя общество давно смирилось с тем, что философский камень навсегда останется нерешенной проблемой алхимии, мысль о вечном двигателе все еще продолжали волновать сознание людей: тогдашнее увлечение проблемой перпетуум мобиле пронизывало буквально все слои общества -- ею интересовались инженеры, физики, философы, священнослужители и даже главы государств. В XVII-XVIII вв., в пору наибольшей популярности этой идеи, не проходило и месяца, чтобы не появлялась новая схема или новая модель вечного двигателя. Земное притяжение, вода, воздух, огонь, магнетизм, даже сверхъестественные силы -- все привлекалось для оправдания усилий и трудов исследователей в погоне за этой беспримерной иллюзией. Именно об этих усилиях, а также о том, какими путями шло развитие идеи перпетуум мобиле и как складывалась его судьба в пору расцвета, мы хотим рассказать в последующих разделах, посвященных разнообразным типам вечных двигателей и создавшим их людям.

Мнимые перпетуум мобиле

В 1815 году в «Еженедельном вестнике искусств и ремесел королевства Баварии» появилось сообщение о новом перпетуум мобиле, автором которого был некий Рамис из Мюнхена. Этот перпетуум мобиле, полное описание которого приводит Иоганн фон Поппе в уже упомянутой нами книге, по существу представлял собой электрический маятник, который качался на опоре, помещенной, как показано на схеме, между сферическими электродами двух электрических элементов Замбони, вставленных внутрь стеклянных столбиков. Верхнее удлиненное плечо маятника оканчивалось стеклянной палочкой с металлическим шариком на конце. При касании сферического электрода одного из элементов на шарик переходила небольшая часть его электрического заряда. Поскольку тела, несущие на себе одноименные заряды, отталкиваются, маятник отклонялся в другую сторону, где шарик притягивался электродом противоположной полярности, который в свою очередь забирал его заряд, и весь процесс повторялся вновь в обратном направлении. С помощью удачных усовершенствований конструкции Рамису удалось использовать этот способ для приведения в действие маятниковых часов, которые благодаря энергии, запасенной в электрических элементах, могли идти очень долгое время.

После Рамиса созданием аналогичных часов занимался также Карл Стрейциг из Вероны. Отметим, что эти перпетуум мобиле не были совершенно оригинальными -- как справедливо указывалось в тогдашней литературе, оба они основывались на идее весьма популярного в то время физического прибора-электроскопа, известного со времен самых ранних опытов с электричеством.

Еще одна значительная часть мнимых перпетуум мобиле получала необходимую для своей работы энергию в результате изменений барометрического давления. Одним из самых старых проектов подобного рода был барометрический вечный двигатель англичанина Кокса, относящийся к 70-м годам XVIII в. Внешний вид этого перпетуум мобиле, подробно описанного в «Геттингенском вестнике ученых» за 1775 г. и вновь упомянутого в уже известной нам книге И. фон Поппе, представлен на рисунке. В то же время из его упрощенной схемы, показанной на чертеже, легко видеть, что принцип действия этого устройства основывался на известном опыте Торричелли с заполненной ртутью трубкой. Главной частью машины Кокса являлся большой сосуд, в который было налито 200 кг ртути; его подвешивали на цепях и с помощью системы блоков уравновешивали специальным грузом. В этот сосуд с ртутью погружалась длинная стеклянная трубка с запаянным верхним концом, которую изобретатель перед запаиванием также наполнял ртутью до самого верха. При падении барометрического давления уровень ртути в трубке понижался, и часть ее вытекала в сосуд, который, утяжеленный весом вытекшей ртути, начинал опускаться; далее это движение передавалось на заводное колесо пружины часового механизма. Если атмосферное давление повышалось, тогда, наоборот, некоторое количество ртути выталкивалось обратно в трубку и противовес возвращал сосуд в исходное положение. Небольшого изменения давления внешнего воздуха оказывалось достаточно для завода часовой пружины на восьмисуточный запас хода.

Этот барометрический перпетуум мобиле привлек пристальное внимание английского ученого Фергюсона, о котором мы уже говорили ранее. Так, еще в 1774 г. он писал об этом устройстве:

«Я осмотрел вышеописанные часы, которые приводятся в непрерывное движение подъемом и опусканием ртути в своеобразно устроенном барометре. Нет основания полагать, что они когда-нибудь остановятся, поскольку накопляющаяся в них двигательная сила могла бы обеспечивать их ход в течение целого года даже после полного устранения барометра. Должен сказать со всей откровенностью, что, как показывает детальное знакомство с этими часами, по своей идее и исполнению они являются самым замечательным механизмом, какой мне когда-либо случалось видеть».

На рисунке представлены другие часы, основанные на том же принципе, -- современные часы модели «Атмос», выпускаемые в Швейцарии. В отличие от устройства Кокса они не имеют ртутного манометра; его роль играет плоский цилиндрический барабан, наполненный хлористым этилом -- веществом, которое начинает испаряться уже при 12°С. В барабане помещается составленный из круговых мембран металлический мех, который растянут скрытой внутри его сильной стальной пружиной. Если температура воздуха в помещении повышается, расширяющиеся пары хлористого этила сдавливают мех. В случае понижения температуры пружина возвращает мембранный мех в исходное положение. При этом перемещение меха, по мысли швейцарских конструкторов, с помощью специальной цепи передается непосредственно на вал заводного механизма обычных пружинных часов. Изменения температуры окружающего воздуха на 1° C оказывается достаточным, чтобы обеспечить завод пружины на 28 часов хода часового механизма. Впрочем, если бы мы поместили эти часы в термостат со строго поддерживаемой постоянной температурой, то запаса энергии полностью заведенной пружины хватило бы для непрерывной работы этого хронометрического устройства в течение целых ста дней.

Аналогичная, хотя и несколько менее совершенная, идея использовалась в так называемых автодинамических часах, сконструированных во второй половине прошлого столетия австрийским инженером Лёсслем. Принцип работы его «вечного» приводного устройства заключался в следующем. Автор соединил два металлических меха, выполненные в форме цилиндров, с толстостенным резервуаром, вмещавшим 500 литров воздуха. При изменениях атмосферного давления эти меха растягивались или сжимались -- максимальное же изменение длины мехов достигало 12 см. Этого изменения длины оказывалось достаточно, чтобы обеспечить завод пружины довольно крупных часов для непрерывного их хода в течение 80 дней.

В 1751 г. известный французский часовщик Ле-Плат из Нанси построил оригинальные «вечные» часы, схематически изображенные на схеме. Для своего опыта он взял обычные маятниковые часы и повесил их на стену со скрытым в ней воздушным каналом, сообщавшимся с комнатой через специальное отверстие. Когда двери в комнату открывались, более теплый, а потому и более легкий воздух из комнаты начинал проходить через канал в стене, выталкиваемый более холодным и более тяжелым наружным воздухом. На пути протекающего в канале воздуха Ле-Плат установил небольшую крыльчатку, приводившую во вращение передаточный механизм, который в свою очередь обеспечивал поднятие свинцовой гири часов.

Завод пружин хронометрических устройств с помощью протекающего воздуха, как это описал в 1755 г. Ле-Плат в своем «Трактате о часовом деле», являлся излюбленным приемом того времени, привлекавшим внимание многих исследователей. Подобные часы, построенные по принципу «сквозняка» (их, кстати, тоже часто принимали за перпетуум мобиле), устанавливались во многих общественных местах, например, на Северном вокзале в Брюсселе.

К несколько иному способу прибегнул в 1682 г. Иоганн Иоахим Бехер, с которым мы познакомились в предыдущих разделах: для завода часового механизма он использовал дождевую воду, стекавшую по крыше его дома. Через год он построил еще один самодвижущийся механизм, непрерывно работавший за счет изменений температуры окружающего воздуха. Об этом устройстве Бехер писал:

«...своим термоскопом я могу заводить небольшие маятниковые часы, причем они будут идти так долго, пока у них что-нибудь не сломается...».

Следующим физическим явлением, на которое обратили внимание изобретатели мнимых перпетуум мобиле, было явление теплового расширения материалов. Один из наиболее старых анонимных проектов перпетуум мобиле, представленный на чертеже, знакомит нас с несколько тяжеловесной схемой «вечных» часов с непрерывным ходом. Главной частью их заводного механизма являются два стержня T1 и T2, упирающиеся в зубья храповиков k1 и k2, прочно скрепленных с рабочим колесом k. Стержни изготовлены из особого сплава с большим коэффициентом теплового расширения. Работа этого устройства осуществляется следующим образом. Если температура воздуха повышается, стержень T1 начинает поворачивать колесо k против часовой стрелки; другой стержень T2 вращает колесо k в том же направлении при уменьшении своей длины, т.е. в случае охлаждения окружающего воздуха. По мере вращения колеса k равномерно расположенные по его периметру небольшие черпаки постепенно заполняются ртутью и подают ее наверх к рабочему лотку, откуда ртуть самотеком поступает на лопастное колесо k3, непосредственно связанное с пружиной часов или барабаном, на который наматывается веревка гирьки-противовеса.

Гораздо более простой является схема. Автором ее был Пьер Жак Дроз, живший в середине XVIII в. в небольшом швейцарском городке Шо-де-Фон. Дрозу было хорошо известно, что коэффициенты теплового расширения различных металлов, например, стали и латуни, могут сильно различаться между собой. Поэтому он использовал в своем устройстве две прочно скрепленные полоски из этих металлов, зная, что изменения температуры могут вызвать в такой биметаллической полоске силы расширения, вполне достаточные для завода часовой пружины.

Другим примером мнимого перпетуум мобиле являются так называемые глицериновые часы, схема работы которых показана на рисунке. Главную роль в этом устройстве играет глицерин, заполняющий спиральную стеклянную трубку и часть цилиндра под поршнем. При повышении температуры окружающего воздуха цилиндр нагревается, глицерин увеличивается в объеме и, перемещая поршень, совершает работу по подъему груза-противовеса. Поскольку глицерин затвердевает при -30°С, это устройство может надежно работать лишь в том случае, если температура окружающей среды будет не слишком низкой. В то же время для непрерывной работы часов оказывается вполне достаточно малых колебаний температуры в пределах 2°С.

При чтении раздела о мнимых вечных двигателях, естественно, может возникнуть вопрос, не выгодно ли создавать по этому принципу крупные машины, которые можно было бы использовать, например, в промышленном производстве. И хотя совершенно ясно, что речь идет не о «настоящих» вечных двигателях, в современных условиях острой нехватки энергетических ресурсов энергия, полученная таким способом из окружающей среды, могла бы оказаться ценным подспорьем для человечества. В связи с этим попробуем хотя бы приблизительно подсчитать экономичность работы такой машины и затраты, связанные с ее изготовлением. Из опыта известно, что для суточного завода обычных ручных часов требуется работа, равная примерно 0,4Дж, что составляет около 5.10-6 Дж на каждую секунду хода часов. А поскольку 1кВт равняется 1000Дж/с, то мощность пружины нашего часового механизма составляет всего 5.10-9 кВт. Если расходы на изготовление основных частей описанного выше устройства, действующего по принципу теплового расширения, принять равными 0,01 рубля, то за машину мощностью 1кВт нам пришлось бы заплатить 2 млн. рублей. Конечно же, создание и использование таких дорогих источников энергии в широком масштабе абсолютно нерентабельно.

Одним из современных примеров мнимых перпетуум мобиле являлась популярная в послевоенные годы игрушка -- стилизованная фигурка пьющей утки. Туловищем утки служила стеклянная трубочка, верхний конец которой заканчивался шариком в виде утиной головы с клювом. Нижний конец трубочки был погружен в небольшой запаянный сосуд, наполненный эфиром. При этом эфир выбирался потому, что он легко испаряется уже при комнатной температуре и, кроме того, с изменением температуры резко меняется давление его насыщенных паров. Для того чтобы «оживить» утку, следовало лишь слегка смочить ее головку и поставить игрушку перед стаканом с водой. При этом утка, наклоняясь вперед, погружала свой клюв в воду, потом откидывалась назад, в вертикальное положение, снова наклонялась, окуная клюв в воду, и т.д.

Секрет действия этой игрушки легко понять, если посмотреть, как ведут себя пары эфира в двух местах -- в трубочке с головкой и в нижнем сосуде. Так, если увлажнить головку утки водой, то вследствие испарения температура головки упадет ниже температуры окружающего воздуха. Для усиления этого эффекта на головке обычно укрепляется кусочек какого-либо пористого материала, например, ваты, который хорошо впитывает воду и интенсивно ее испаряет. В результате охлаждения головки давление насыщенных эфирных паров в ней падает, и эфир под действием паров в нижней части трубочки поднимается вверх. При этом центр тяжести фигурки перемещается по направлению к голове, и утка постепенно наклоняется вперед. В то же время при горизонтальном положении туловища-трубочки происходят два независимых процесса. Во-первых, утка опускает клюв в воду, так что ватный хохолок на ее головке вновь увлажняется. Во-вторых, насыщенные пары из верхней и нижней частей смешиваются, давление их выравнивается, и жидкий эфир под действием собственного веса вновь вытекает в нижний сосуд, в результате чего тело утки опять начинает выпрямляться. Весь цикл качаний этой игрушки будет повторяться до тех пор, пока головка утки будет увлажняться и пока окружающий воздух сам не окажется слишком влажным, с тем чтобы вода из хохолка могла нормально испаряться и охлаждать головку утки. Понятно, однако, что и в этом случае речь идет вовсе не о реальном перпетуум мобиле, поскольку постоянные качания утки происходят только благодаря тому, что в процессе этих качаний она отбирает тепло из окружающего воздуха.

Из приведенных примеров видно, что некоторые явления природы, по крайней мере внешне, оказываются в противоречии с повседневным опытом человека, -- именно это обстоятельство являлось одной из причин возникновения иллюзий о возможности использования при создании вечных двигателей скрытых природных сил. Например, опыты с различными видами радиоактивных излучений, получившие широкое распространение в конце прошлого столетия, взбудоражив фантазию многих изобретателей, послужили мощным импульсом к созданию многочисленных проектов перпетуум мобиле, приводившихся в действие этими невидимыми лучами. Отметим, что в небольших масштабах для этих же целей некоторыми изобретателями использовалась энергия солнечного излучения.

В 1903 г. англичанин Дж. Стретт (лорд Рэлей) построил еще один мнимый перпетуум мобиле -- так называемые радиевые часы, по виду и принципу действия также напоминавшие популярный тогда электроскоп, широко использовавшийся в физических исследованиях того времени. По оси стеклянной колбы на тонкой кварцевой нити подвешивалась в вакууме запаянная с двух концов стеклянная трубочка с небольшим количеством радиевой соли. К нижнему концу трубочки прикреплялись два листочка тонкой золотой фольги. Хотя радиоактивные вещества испускают излучение трех типов -- альфа, бета и гамма, в данном случае главную роль играло бета-излучение, которое состоит из отрицательно заряженных частиц-электронов и легко проходит через стекло. Испускаемые во все стороны электроны уносят с собой отрицательный заряд, в результате чего трубочка с радиевой солью заряжается положительно. Этот заряд передается и на золотые листочки, свободные концы которых под влиянием одноименных зарядов постепенно расходятся. При максимальном отклонении листочки касаются металлических электродов, размещенных вдоль внутренних стенок колбы. При этом они отдают свой заряд электродам и опять спадаются вместе. При накоплении новой порции заряда листочки снова расходятся и весь цикл повторяется заново.

Подобный процесс может продолжаться целые столетия, поскольку период полураспада радия составляет 1600 лет. Отметим, правда, что продолжительность одного цикла прибора Стретта, которая поначалу составляла 34 секунды, по мере убывания испускаемой радиевой солью энергии увеличивается, хотя и на ничтожную величину, так что с течением времени, постепенно использовав всю содержащуюся в радии энергию, эти часы мало-помалу должны остановиться.

Те же идеи были использованы в предложенном швейцарским физиком Грейнахером приборе, названном им радиевым перпетуум мобиле. Схема была опубликована автором в «Известиях германского физического общества» за 1911 г. Накапливавшийся на латунной пластинке заряд с помощью тонкой нити, залитой в слое парафина, передавался на горизонтально расположенную металлическую иглу, совершавшую крутильные колебания на упругом проводящем подвесе. При повороте игла касалась боковых контактов и отдавала им свой заряд, который далее переходил на «корпус» прибора. Весь процесс колебаний мог повторяться до тех пор, пока на латунную пластинку в верхней части устройства попадало достаточное количество радиоактивного излучения.

В заключение раздела о мнимых перпетуум мобиле упомянем еще об одном устройстве -- о так называемом радиоскопе или радиометре, представлявшем собой маленькую лопастную мельницу, помещенную внутрь стеклянной колбы, из которой выкачивался воздух -- давление понижалось до 0,02 мм рт.ст. (=2,7 паскаля). Главную часть мельницы составляли четыре небольшие слюдяные лопатки, одна сторона которых была зачернена, а другая оставалась незачерненной; при этом сами лопатки могли вращаться вокруг вертикальной оси. Если лучи света, несущие тепловую энергию, попадали внутрь колбы, то зачерненные поверхности лопаток нагревались больше, нежели блестящие, так что немногие молекулы разреженного воздуха, остававшиеся в колбе, отлетали от них с большей скоростью. В результате зачерненной стороне лопаток передавался больший импульс, что и приводило всю мельницу во вращение.

Перечисленные в этом разделе примеры мнимых вечных двигателей показывают нам, что подобные устройства почти с самого начала сопровождали «настоящие» вечные двигатели. Незнание основных физических законов, вполне оправданное в XVII-XVIII вв., т.е. до открытия законов сохранения массы и энергии, приводило к тому, что изобретатели «предэнергетической» эпохи совершенно не представляли себе, что их машины черпают свою энергию не из какого-то таинственного «нутра», а из колоссальных природных источников Земли или Вселенной.

В истории же техники мнимые перпетуум мобиле так и остались игрушками, радующими глаз любителей курьезов, или даже источниками новых, подчас еще не раскрытых возможностей науки, в то же время абсолютно не оправдав ожиданий тех, кто с их помощью все-таки надеялся раскрыть тайну вечного движения.

Мошенничество с изобретением Орфиреуса

Рассуждая об искусстве, мы вспоминаем имена Леонардо да Винчи, Микеланджело, Бетховена, говоря о науке -- имена Пастера, Коха, Эйнштейна и многих-многих других гигантов мысли, чьи жизнеописания, передаваясь из поколения в поколение, могут служить ярким примером для потомков. Вместе с тем история человеческих устремлений хранит и другие имена, дошедшие до нашего времени лишь на мрачных страницах протоколов уголовной полиции, -- это имена людей, связанных со знаменитыми грабежами, убийствами и мошенничествами, особенно с теми из них, которые принято называть преступлениями века.

История перпетуум мобиле не является в этом смысле исключением. Правда, до сих пор неизвестно, были ли запятнаны ее страницы человеческой кровью, однако о разного рода обманах, мошенничествах и мистификациях, связанных именно с вечными двигателями, сохранилось достаточно свидетельств. Жертвами этих обманов и мистификаций становились не только правители, аристократы и другие представители высших слоев общества, чьи богатства неизменно привлекали разных мошенников, шарлатанов и псевдоученых, но иногда и простые люди, особенно если их голос в силу тех или иных обстоятельств мог как-то способствовать успеху очередного изобретения или реализации далеко идущих замыслов его автора.

События, о которых рассказывается в этой главе, хорошо известны в истории перпетуум мобиле, и, само собой разумеется, о них нельзя не упомянуть в книге, посвященной вечным двигателям, -- ведь этому случаю уделяется место даже во многих серьезных научных словарях и энциклопедиях. Это история изобретения Бесслера-Орфиреуса.

Карл Элиас Бесслер, чью жизнь и деятельность подробно описал Ф. Бюлау в своей книге «Таинственные истории и загадочные личности», относился к людям, в судьбе которых причудливо переплелись тяжелый труд и удивительные похождения, правда и ложь, бахвальство и глубокомыслие. Сын крестьянина, родившийся в 1680 г. близ Житавы (Циттау), на границе Германии и Чехии, Бесслер с детства отличался блестящими способностями и поразительной любознательностью, проявляя большой интерес к разного рода механическим игрушкам и приспособлениям. Рано покинув школьную скамью, Бесслер начинает вести скитальческую жизнь: он пешком бродит по Чехии и Моравии и даже добирается до Австрии. Чтобы хоть как-то заработать на жизнь во время своих странствий, он перепробовал множество профессий: писал картины и ремонтировал часы, работал стеклодувом, токарем, гравером по меди, занимался изготовлением духовых ружей и даже пытался проникнуть в тайны астрологии. Правда, бродячему ремесленнику-самоучке не очень-то везло: порой его спасали от голода лишь монастырский кров или счастливая случайность. Так было, например, однажды, когда его, обессиленного и изголодавшегося, нашли на обочине дороги проходившие мимо императорские солдаты -- они накормили беднягу и снабдили кое-какой старой одеждой.

Однако Бесслер не унывал -- ведь он был человеком, ухитрявшимся извлекать пользу из самой, казалось бы, неблагоприятной для него ситуации, особенно если при этом можно было познакомиться с чем-то новым, неизвестным ему ранее. Приумножению его знаний в немалой мере способствовали и присущие Бесслеру с ранних лет любознательность и пытливость -- качества, которые он развивал в себе постоянно. Поэтому, когда однажды Бесслер спас жизнь некоему алхимику, он отнюдь не отвернулся от этого, казалось бы, ученого шарлатана, а, наоборот, постарался выучиться его искусству и постичь все, что было можно в чуждой для него до тех пор науке. Для сильно нуждавшегося Бесслера это была давно желанная возможность, поскольку знание алхимии в ту пору все еще открывало доступ в избранное общество, что в свою очередь сулило определенное положение, славу и богатство. И хотя Бесслер на примере спасенного им алхимика мог легко убедиться, насколько нелегок и небезопасен этот путь, неизбежно связанный с мошенничеством и обманом, все же верх в нем взяло страстное желание пробиться в жизни и тем самым избавиться от безрадостной доли полунищего бродяги-ремесленника.

Будучи человеком достаточно умным, Бесслер прекрасно понимал, что для успешного осуществления своих намерений ему кроме определенной доли везения и удачи надо было прежде всего найти подходящий объект для мистификации, а также подыскать легковерную публику и обзавестись звучным именем, которое придало бы всему замыслу внешнюю солидность.

Разработкой этих далеко идущих планов Бесслер стал заниматься в ту пору, когда теоретическое и практическое решение вопроса о перпетуум мобиле считалось одной из центральных научных проблем того времени; этой проблемой занимались тогда алхимики и философы, физики и математики, а также многие другие представители как светской, так и церковной науки. Задача же найти доверчивую публику, по-видимому, не вызывала больших затруднений, поскольку увлечение всякими механическими игрушками, автоматами и другими техническими забавами и чудесами, к числу которых относились и загадочные перпетуум мобиле, прямо способствовало замыслам Бесслера. Правда, не хватало еще третьего условия -- звучного имени. В самом деле, Карл Элиас Бесслер -- обычное бюргерское имя, перед которым, конечно, не могли распахнуться двери аристократических дворцов. И наоборот, в имени Орфиреус таились солидность и благородство, располагавшие окружающих к доверию.

Так в начале XVIII в. в научном мире Европы появился новый ученый и специалист, выдающийся механик и изобретатель вечных двигателей Иоганн Элиас Орфиреус, которого иногда называли еще более возвышенно -- Орфир. Утверждают, что впервые идея перпетуум мобиле зародилась в голове Орфиреуса в трапезной одного монастыря, где он наблюдал за самодвижущимся вертелом, вращавшимся в потоке теплого воздуха над очагом. Несомненно, однако, что интересу к этой проблеме до некоторой степени способствовали и его занятия алхимией.

К своей новой роли Орфиреус стал готовиться весьма планомерно, с необыкновенной обстоятельностью. Прежде всего он определился учеником к органных дел мастеру, усердно осваивал тонкости столярного и слесарного дела, а также основательно изучал все, что было известно о принципах построения и конструкциях перпетуум мобиле других изобретателей. Стремясь проникнуть в тайны кабалистического учения, его понятий и ритуалов, которые он считал необходимыми для своей будущей деятельности, Орфиреус наладил связи с раввинами и членами различных еврейских сект -- для этого он даже изучил древнееврейский язык.

Однако постоянные денежные затруднения непрестанно отвлекали Орфиреуса от серьезных исследований проблемы вечного движения. В то время главным источником его существования была медицинская практика. Именно врачевание помогло ему в конце концов получить в жены (правда, частично в счет оплаты за успешное лечение) дочь городского врача из Аннаберга, а впоследствии и бургомистра этого городка, некоего Шуманна. Вместе с рукой дочери бургомистра он получил долгожданное богатство и обрел прочную крышу над головой -- этим Орфиреус сделал первый шаг к реализации своих планов, добившись, наконец, возможности вплотную заняться разработкой милой его сердцу идеи. Свой первый вечный двигатель он, уединившись от всех, тайно построил в Гере в 1712 г. И хотя сам Орфиреус остался не слишком им доволен и быстро уничтожил модель, однако сам факт создания вечного двигателя позволил ему проследить за психологической реакцией на подобное изобретение самых разных людей.

Через три года, в 1715 г., когда Орфиреус вместе со своей женой переселился в Мерзебург, он построил новый перпетуум мобиле, который, наконец, решился представить «комиссии знатоков». Изобретатель заранее предвидел, что его детище наряду со слепым восторгом и неумеренными похвалами вызовет немало споров, возражений и критических замечаний. Чтобы ослабить остроту возможной критики, Орфиреус пригласил нескольких авторитетных ученых, надеясь получить от них надлежащее одобрение своей работы, столь необходимое ему для борьбы с будущими противниками. Вместе с тем, однако, он не позволил членам комиссии, среди которых находился и знаменитый физик и философ того времени Христиан Вольф, заглянуть внутрь механизма, что, впрочем, ничуть не помешало Вольфу охарактеризовать машину Орфиреуса как «нечто достойное восхищения». Он даже считал целесообразным немного приплатить изобретателю, чтобы члены комиссии, конечно, исключительно в целях торжества науки, получили возможность более детального обследования и изучения этого удивительного устройства, в подлинности и оригинальности которого не было якобы ни малейшего сомнения. Орфиреуса, однако, уговорить на это не удалось. Поэтому комиссия в своем отчете не смогла привести никаких подробностей об устройстве обследованной ею машины, хотя и выдала автору свидетельство о том, что его

«счастливо изобретенный перпетуум мобиле вращается со скоростью пятидесяти оборотов в минуту и при этом поднимает груз весом в сорок фунтов на высоту пяти футов».

Эту лаконичную характеристику изобретатель дополнил собственным «подробным» описанием своего механизма, который он сам называл perpetuum ac per se mobili- «вечно движущийся как бы сам по себе». Сюда же он приобщил и его изображение, по которому, как видно из чертежа, совершенно невозможно понять, какой же именно принцип использовал Орфиреус в своем вечном двигателе. Само изобретение Орфиреуса и развернувшиеся вокруг него споры вызывали все больший интерес в научных кругах -- в 1715 г. об этой машине было даже упомянуто в первом немецком научном журнале «Труды ученых».

Правда, у машины Орфиреуса появились и серьезные противники. Одним из них был дрезденский механик Андреас Гертнер, о котором нам известно, что в свое время он, вместе со знаменитым золотых дел мастером Мельхиором Динглином, также пытался изготовить собственный перпетуум мобиле. Очевидно, именно после своих безуспешных опытов Гертнер даже предложил пари на тысячу талеров, что он докажет поддельность вечного двигателя Орфиреуса.

Новый перпетуум мобиле привлекал массу любопытных, и находчивый изобретатель стал взимать плату за его демонстрацию он прибил к своей машине кружку, объявив, будто сбор предназначается для благотворительных целей. Магистрат Мерзебурга также усмотрел в этой истории благоприятный повод для пополнения городской казны -- на машину был наложен налог в размере 6 пфеннигов «ежедневного акциза», как на вещь, которую выставляют напоказ. Орфиреус страшно обиделся на это решение и даже угрожал, что переедет вместе со своей машиной в другой город.

Значительный интерес к его изобретению проявил польский король Август II. Резко критическое отношение Гертнера к этой машине заставило его самого заняться экспериментами, связанными с проблемой вечного движения: он даже попытался было построить свой собственный перпетуум мобиле, правда, ...со скрытым приводным механизмом. По свидетельству, приводимому в «Физическом словаре» Гелера, король изготовил целых три подобных устройства. В двух из них в качестве внешнего, показного привода он использовал традиционные шары, перекатывающиеся по замкнутой спиральной дорожке; настоящий же приводной механизм в виде сильной стальной пружины был скрыт в специальном футляре с искусно замаскированным отверстием для заводного ключа.

Однако самую большую заинтересованность в приобретении вечного двигателя Орфиреуса проявил ландграф Гессен-Кассельский Карл, которому изобретатель был рекомендован самим Лейбницем. В 1716 г. граф, слывший покровителем наук и искусств, пригласил Орфиреуса к себе. Тот без колебаний принял это предложение и вместе со всей своей семьей переселился в графский замок Вайсенштайн, где ему было дозволено публично продемонстрировать свое детище. Обласканный графом, получив из его рук титул надворного советника, Орфиреус приступил к строительству нового перпетуум мобиле.

12 ноября 1717 г. в присутствии лейденского физика Виллема Якобуса Гравезанда и императорского архитектора Эмануэля Фишера из Эрлаха, который в ту пору наблюдал за строительством в Касселе паровой машины, перпетуум мобиле был торжественно запущен в специально выделенной для этого комнате замка. Затем комнату заперли и запечатали личной печатью ландграфа. Через две недели, 26 ноября, ландграф в сопровождении своей свиты вошел в бдительно охранявшееся помещение и обнаружил, что колесо вечного двигателя вращается с прежней скоростью. После этого машину остановили, изобретатель тщательно осмотрел ее и опять привел в движение. Когда же через 40 дней, 4 января 1718 г., печать на дверях комнаты снова сломали, колесо все еще продолжало вращаться. В третий раз комнату запечатали на целых два месяца. Однако даже по истечении этого срока комиссию ожидала та же картина, что и раньше: колесо вращалось с «неослабевающей быстротой».

Гравезанд, которому, как и Вольфу, Орфиреус не позволил подробно ознакомиться со своим перпетуум мобиле, поначалу занял несколько нерешительную позицию. Хотя в письме Исааку Ньютону от 1721 году он упоминает кассельское колесо, как нечто весьма удивительное, но заслуживающее дальнейшего исследования. Позднее он также несколько раз возвращался к машине Орфиреуса; например, в своем сочинении «О возможности вечного движения», изданном в Гааге в 1727 г., он описывает ее как полое колесо или барабан шириной около 14 дюймов и в 12 футов диаметром. При этом Гравезанда крайне удивляла легкость конструкции колеса, изготовленного из деревянных реек, которые были обтянуты вощеным полотном, скрывавшим внутреннее устройство колеса от посторонних глаз. Барабан был насажен на ось диаметром около 6 дюймов, оканчивавшуюся с обеих сторон железными наконечниками длиной по 3/4 дюйма каждый, на которых эта ось вращалась.

«Я осмотрел ось, -- указывал Гравезанд, -- и теперь твердо убежден, что снаружи колеса решительно ничто не способствует его движению».

Воодушевленный благожелательными отзывами специалистов и широкой публики о выставленном в его замке перпетуум мобиле, Ландграф даже наделил Орфиреуса особой «знатной привилегией». В соответствии с этой привилегией изобретатель получал значительное денежное вознаграждение, богатый дом и существенное повышение при дворе.

Большой интерес к вечному двигателю Орфиреуса проявил также Петр I, который в 1715-1722 гг. через своих подданных вел длительные переговоры с изобретателем о покупке его машины. Петр I , весьма увлекавшийся разными мудреными диковинами и хитроумными устройствами, прослышал о машине Орфиреуса в 1715 г. во время своего путешествия по Европе. Тогда же он поручил известному дипломату А. И. Остерману познакомиться с этим изобретением более подробно. Хотя последнему самой машины увидеть не удалось, он все же прислал царю подробный доклад о ней. Библиотекарь Шумахер, которого Петр I специально командировал в Европу с целью покупки произведений искусства и вообще всяких редкостей для создававшейся в то время петербургской Кунсткамеры, прислал царю детальный отчет о переговорах. В отчете Шумахер сообщал, что Орфиреус готов продать свой вечный двигатель за сто тысяч талеров, потому что «это настоящий перпетуум мобиле и никто, кроме как человек злонамеренный, отрицать это не посмеет». В январе 1725 г. Петр I даже готовился к путешествию в Германию, чтобы лично осмотреть удивительный механизм, который его автор гордо называл perpetuum mobile pure artificale quod durantem materiat -- вечным двигателем, который способен работать непрерывно, покуда не износится материал, из которого он сделан, однако внезапная смерть русского царя помешала его замыслам.

Что же касается подлинного источника непрерывного движения перпетуум мобиле Орфиреуса, то о нем в ту пору было много догадок. Чаще всего высказывалось мнение, что изобретатель приводил свое колесо в ход при помощи скрытого механизма, находившегося в соседнем помещении. Некий Иоганн Георг Борлах, который опубликовал весьма ядовитый памфлет, направленный против машины Орфиреуса, прямо предостерегал доверчивую публику, утверждая, что колесо этого устройства поддерживается в постоянном движении с помощью «софистических веревок и нитей», скрытых от взоров посетителей. О мошенническом характере вечного двигателя Орфира говорит нам также старинный чертеж.

Неясность принципа действия колеса Орфиреуса привлекала все большее число специалистов и просто любопытствующих, которых особенно подстегивала несговорчивость изобретателя, ревностно охранявшего скрытую внутри его машины тайну. Так, если Орфиреусу задавали слишком много вопросов, он сразу объявлял себя больным или даже грозился уничтожить свое детище.

Отметим также, что отношение к перпетуум мобиле Орфиреуса было в то время необычайно разнообразным -- от язвительнейших памфлетов до поэтических восхвалений, посвященных как личности изобретателя, так и его заслугам. Автором одной из таких панегирических поэм был, например, такой, казалось бы, далекий от науки человек, как главный горный инспектор из Гессена К. Цумбен:

В час добрый! В глубинах недр земных таились от людей Большие залежи бесценного металла. Подземная вода на страже их стояла, И этой стражи нет ни крепче, ни верней. Мы не могли добыть богатую руду: Над тем, чтоб отвести мешающие воды, Искусных мастеров полк бился долги годы, Но был упорный труд с удачей не в ладу. Но вот Орфир свою машину сотворил -- Не свыше ль на него слетело вдохновенье? -- Он непрестанного открыл секрет движенья, Всесильный двигатель он словно оживил. Теперь нам нипочем тяжелый прежде труд, Мы воду отведем орфировой машиной -- И руды потекут из залежи глубинной, Рекой в сокровищницы наши потекут. Теперь свое добро добром отдаст Земля, Остались позади опасности и муки. Орфиру гимн поют ремесла и науки, И вторят радостно и реки, и поля, И горы, и леса, и славит целый мир Заслуженные им несметные доходы. Умолкни, голос мой, пред гласом всей Природы Иль повтори за ним восторженно: Орфир, В час добрый!

О том, что подозрения о скрытом механизме, тайно приводящем в движение перпетуум мобиле Орфиреуса, имели под собой некую достаточно правдивую основу, свидетельствует продолжение истории доктора Орфира, как он сам чаще всего называл себя в последние годы жизни. Оказалось, что таинственным источником энергии, который поддерживал вращение колеса в течение целых недель, были брат и служанка изобретателя -- они приводили машину в движение из соседней комнаты. В замке же Вайсенштайн машину раскручивали прямо из спальни Орфиреуса. При этом за каждый час вращения колеса вечного двигателя изобретатель платил своим помощникам по 2 гроша. Однако брату такое утомительное занятие вскоре просто наскучило, и он сбежал, а служанка никак не могла одна вынести всей тяжести доверенной ей тайны и совладать со страхом перед последствиями, если обман вдруг раскроется. Якобы именно поэтому она и выдала секрет механизма Орфиреуса, хотя незадолго перед тем, испугавшись угроз своего хозяина, написала под его диктовку и собственноручно подписала следующую длинную и обстоятельную клятву о вечном молчании -- клятву, по всей видимости, не имеющую себе подобной в истории техники:

«Я, Анна Розина Мауэрсбергер, перед богом всемогущим приношу эту кровную присягу вам, моему господину Иоганну Элиасу Орфиру. Клянусь верой и правдой перед триединым богом, что от сей минуты и до самой моей смерти, во веки веков, о вас, моем настоящем господине, что стоит здесь предо мною, я не буду никому ни говорить, ни писать, ни показывать ничего дурного и что ни одному живому существу не выдам, не расскажу и не опишу ничего из известного мне о ваших деяниях, искусстве и тайнах. Но все, что я знаю и что тайного у вас видела или слышала, буду таить в себе, как вы от меня того требуете и желаете. Я свято и торжественно клянусь раз и навсегда перед богом всемогущим, что больше никогда никому не расскажу и не открою ничего о ваших делах, машинах и тайнах, как я однажды это сделала перед фрейлейн. От всего сердца я раскаиваюсь в том, что сделала, хотя ничего путно я об этом и не знала. Поэтому да простится мне -- больше такого уж никогда не случится -- и да буду я проклята перед богом и людьми, перед земным и вечным судом, если я сознательно и по собственной воле расскажу кому-нибудь о вас, ваших тайнах, искусстве или делах, или причиню вам посрамление, или опорочу ваше имя, честь или жизнь, или что-нибудь плохое о вас опять скажу, напишу или покажу, или подам кому-нибудь повод причинить вам зло. Я клянусь, что при всякой возможности в вашем доме или в каком другом месте буду говорить, писать или свидетельствовать о вас самое лучшее. А если я эту клятву нарушу, или лукаво ее истолкую, или разными способами потщусь преступить ее, то пусть бог сподобит душу мою смерти вечной и не удостоит меня своей божьей милости, и пусть буду я, негодная, предана проклятию на веки вечные. Аминь. Проклята я буду, если эту клятву нарушу, блаженна, если ее сдержу. Я клянусь, что сдержу свою клятву и никогда ее не нарушу. Даю сию присягу в здравом уме, от всей души, свободно и без принуждения, скрепляю ее устами, рукой и сердцем, я, Анна Розина Мауэрсбергер, -- вам, Иоганну Элиасу Орфиру, моему господину. Аминь. Аминь».