Политический ислам в Центральной Азии: основные факторы и перспективы

Фактически, исламские движения почти никак не повлияли на крах советской системы и неожиданное обретение центральноазиатскими странами независимости в 1991 году. Лишь в Таджикистане исламская партия проявила активность в ограниченной социальной мобилизации в поздний советский период. Но даже там Партия исламского возрождения (ПИВ) имела относительно небольшое число сторонников в обществе и была лишь одной из множества политических оппозиционных групп. Хотя, ПИВ, играла ведущую роль в Объединенной оппозиции, народная поддержка политического ислама как такового, похоже, носит ограниченный характер и быстро снижается после окончания гражданской войны.

Исламское движение Узбекистана (ИДУ) еще меньше преуспело в создании поддержки своего «исламского джихада» и военно-политической программы, хотя оно действительно сделало страх перед «исламским терроризмом» и «религиозным экстремизмом» приоритетным в вопросах внутренней и международной политики региона. Тем не менее, неспособность, ПИВ, ИДУ и других исламистских организаций, создать широкую базу для последователей указывала на то, что лидеры этих организаций по разным причинам не сумели в полной мере использовать политический потенциал ислама как религии и идеологии. Хизб ут-Тахрир была основана в 1952 году на территории Иерусалима, находившегося в то время под контролем Иордании, палестинским ученым-юристом и политическим деятелем Тахиуддином Ан-Набхани (1909-1977). После 1948 года Ан-Набхани стал ведущим членом дискуссионных кругов Восточного Иерусалима, объединявших политически активных палестинцев, многие из которых позднее участвовали в арабском социалистическом движении Баас. Идеи арабского социализма также привлекали Ан-Набхани, но, в противоположность многим современникам, его идейные позиции основывались на признании центрального места ислама в политике.

Как и многие арабские политические партии, появившиеся после 1930 х годов, Хизб ут-Тахрир приобрела черты современной политической партии с программой и соответствующими структурами. Многие такие партии вдохновлялись идеями раннего ленинизма, отражая его концепцию партии как авангарда революции. Большинство приняло в качестве идеологии национализм либо социализм, или и то, и другое. Тахиуддин Ан-Мабхани «был одним из первых арабских интеллектуалов, который отстаивал идею использования современной политической партией концепций исламского учения». Несмотря на это, в плане политической структуры Хизб ут-Тахрир имела больше общего со светскими националистическими партиями, такими, как Баас (ставшей впоследствии правящей партией в Ираке и Сирии), чем с крупным исламским политическим движением «Мусульманское братство».

Почти с самого начала Хизб ут - Тахрир действовала как неконституционная партия. Поскольку иорданские власти отказались регистрировать ее, но она, тем не менее, функционировала вполне открыто, являясь частью более широкой политической оппозиции. В 1950-х годах партия приобрела народную поддержку в Иордании и на Западном Берегу Иордана, а также частично в Бейруте, где Ан-Набхани был вынужден жить в изгнании, но в целом ее влияние на политическую жизнь на Ближнем Востоке было ограниченным.

В 1960-х годах число сторонников Хизб ут - Тахрир возросло, и к 1968 году руководство сочло, что партия пользуется достаточной поддержкой для захвата власти, причем не только в Иордании, но также в Ираке и Сирии, под предводительством групп военных в каждой стране. Путч не удался, как не удались и последующие попытки переворотов в Иордании в 1969 и 1971 годах и в южном Ираке в 1972 году.

Эти неудачи и последовавшие за ними аресты многих членов партии, похоже, привели к резкому снижению энтузиазма и активности как партии, так и се сторонников. Изначальная идея партии состояла в том, чтобы, как в седьмом веке, последовать но пути Пророка Мухаммеда и через тринадцать лет создать всеарабское исламское государство. Неспособность партии достичь намеченной цели привела к потере членов и идеологической неразберихе. В 1977 году Ан-Набхани умер, так и не увидев результатов своих намерений и на протяжении 80-х годов упадок партии продолжался. На смену покойному лидеру пришел Юсуф Шейх Абдул Кадим Залум - один из основателей партии, и тоже палестинец. Но более широкое возобновление деятельности партии по настоящему началось лишь в начале 1990-х годов, на волне интереса к политическому исламу, прокатившейся в мусульманском мире, а такие события, как война в Заливе, заметно радикализировали некоторые слои исламского общества.

В связи с этим, популярность партии вышла за пределы Иордании и Сирии и распространилась на Северную Африку, Турцию и Юго-Восточную Азию. Преследование Хизб ут-Тахрир на Ближнем Востоке подтолкнуло некоторых ее членов к созданию новых отделений партии в Западной Европе. Она быстро завоевала сторонников среди иммигрантов во втором поколении и в настоящее время обладает значительными структурами в Великобритании, Германии, Швеции и Дании.

С распадом Советского Союза партия начала работать и в Центральной Азии, где стала быстро расти во второй половине 1990-х годов. Хотя значительная часть организационной работы, возможно, была переложена на мусульманские общины Запада, руководство по-прежнему осуществляется палестинцами в изгнании, находящимися в основном в Иордании.

Провозглашенные цели Хизб ут-Тахрир ясны и чрезвычайно амбициозны: воссоздать исламское государство - несколько утопическую трактовку Халифата, который некогда правил мусульманским миром и в котором законы ислама будут введены полностью и немедленно. Программа перемен не предусматривает никакой постепенности или компромисса: Хизб ут-Тахрир считает все остальные политические, социальные или религиозные программы в лучшем случае неподходящими, поскольку партия утверждает, что другие исламские группы не добьются многого, если не сосредоточат усилия на создании исламского государства в полном историческом смысле этого слова.

С тех пор, как Ан-Набхани изложил программу партии в своих трудах (1950 - 1960-е годы), она претерпела мало изменений, несмотря на его непрекращающиеся усилия некоторых ее членов развивать интерес к разработкам исламских правил для всех сфер жизни и создавать альтернативное исламское видение современных проблем. Труды Ан-Набхани по-прежнему остаются основой идеологии Хизб ут-Тахрир, поскольку они формируют необходимые каноны веры, изменить которые было бы трудно, не подрывая при этом саму сущность партии как таковой.

Его подход к исламу и политике отличает Хизб ут-Тахрир от двух основных исламистских течений современной эпохи. С одной стороны, более традиционные исламские партии, такие как «Мусульманское Братство» в своем первоначальном виде, стремились внедрить некоторые исламские законы в существующий конституционный порядок, что являло собой вид исламского реформизма, нацеленного на постепенные изменения посредством образования и правовой реформы. Ан-Набхани полностью отвергал такую постепенность реформ, доказывая, что только коренная и быстрая трансформация общества изменит жизнь мусульман к лучшему.

С другой стороны, были и различные последователи Сайда Кутба -приверженца исламского радикализма. В отличие от ранних исламских реформаторов, Ан-Набхани отвергал все попытки примирить ислам с западными конституционными или националистическими идеями. Все его идеологические труды были полны ненависти к Западу и особенно к британцам. Но, в отличие от Кутба, он не отвергал современность в целом и, действительно, Хизб ут-Тахрир активнее чем большинство других исламскихгрупп, перенимала современные технологии, язык и даже политическую методологию. Хотя партия утверждает, что основывается на идеях раннего ислама, она многим обязана современным революционным движениям, например, таким, как ленинизм. В вопросах религии Ан-Набхани выработал точку зрения, независимую от четырех основных правовых школ суннитского ислама. Наблюдатели, желающие причислить его к лагерю «ваххабитов» по политическим причинам, не смогут этого сделать на основании его религиозной идеологии; поскольку убеждения Ан-Набхани явно во многом не совпадают с правовым учением. Ибн Ханбала, которому следуют многие группы «ваххабитов» ^|М Наряду с многими Ханбали, Ан-Набани отвергал традицию и обычай (урф и ада) как основу закона. Прим. авт.

Цит. По: Suah Taji-Faraouki. A fundamental Quest: Hizb al-Tahrir and the Search of the Is-lamic Chaliphate. London, 1996. - P. 41.. Его независимый религиозно-правовой подход приводит к тому, что ведущие ученые основных исламских мазхабов считают значительную часть учения партии Хизб ут-Тахрир по вопросам ислама неортодоксальной.

В отношении вопроса о создании исламского государства Хизб ут-Тахрир также занимает непримиримую и однозначную позицию - она отвергает существующие попытки создания исламских государств как недостаточно радикальные. Ее видение исламского государства является абсолютным: «Чтобы страна считалась исламским государством, каждая статья конституции, каждое правило и закон должны исходить из исламского шариата».

Партия не приемлет никаких компромиссов с другими формами политической структуры или правового устройства. Любое государство, называющее себя исламским, должно ввести законы шариата полностью и немедленно. Хизб ут-Тахрир отвергает существующие государства, провозгласившие себя исламскими, как далеко не соответствующие идеалу. Иран считается слишком «постепенным», поскольку крупные элементы его политических структур взяты из европейских политических систем (выборы, парламент и т.д.), а политика Ирана, по мнению Хизб ут-Тахрир не то, что она проникнута идеей иранского национализма и служит интересам только своего государства. Так же и Саудовская Аравия, будучи монархией, не соответствует взыскательным требованиям Хизб ут - Тахрир.

Согласно программе Хизб ут - Тахрир, основными элементами государственного устройства являются: правитель или халиф, избранный ассамблеей, которая в свою очередь должна быть избрана народом. Политические партии будут разрешены, при условии, что их платформой является исламская идеология; эти партии должны будут требовать от халифа отчетности в рамках установленных законов шариата.

Эмир будет контролировать дела военные, а также международные отношения. С империалистическими державами, такими, как Великобритания и США, дипломатических отношений установлено не будет, а Израилю будет объявлена война. Исламское государство откажется вступать в международные организации, такие как ООН, и в целом будет находиться в состоянии перманентного джихада (войны) с неверными.

Главными пунктами экономической политики Хизб ут-Тахрир являются возвращение к золотому стандарту и неприятие капитализма, однако неясно, что именно придет ему на смену (хотя некоторые части конституции несколько напоминают исламизированный социализм).

Модель исламского государства, предлагаемая Хизб ут-Тахрир, являет собой утопический религиозный идеал, который немногие мусульмане сочли бы достижимым или желаемым. Члены партии не слишком интересуются подробностями исламской государственности: здесь нечего обсуждать, поскольку считается, что все уже решено. Во многом это проистекает не столько от желания действительно создать государство, сколько от психологической потребности верить, что великое исламское государство может снова возродиться, чтобы властвовать над миром и восстать против засилия государств Запада чтобы, почти так же как СССР в свое время, уравновешиватьмощь США. И, действительно, существует множество параллелей между советским строем и исламским государством, предлагаемым Хизб ут-Тахрир, в том числе и идея «перманентной революции» - джихада или священной войны с другими державами (немусульманскими).

В силу абсолютистского характера целей и отсутствия реализма в ее видении основных проблем мирового развития Хизб ут-Тахрир вряд ли станет когда-нибудь крупной политической силой, привлекательной для масс в какой-либо стране, однако характер ее политических структур обеспечивает жизнеспособность партии, в то время как похожие радикальные движения уже или исчезли или объединились с другими исламистскими группами.

Методы политической борьбы, основанные на партийной трактовке исторической миссии пророка Мухаммеда по созданию первого исламского государства, включают в себя три этапа: этап взращивания - поиск и воспитание людей, убежденных в правоте мысли и метода партии, который необходим для создания групп, проводить идеи партии; этап взаимодействия работа с более широким мусульманским сообществом (умма), чтобы побуждать его работать во имя ислама и нести послание (дава) так, как если бы оно исходило от него самого и чтобы оно трудилось для установления ислама в жизни, государстве и обществе; этап взятия власти в свои руки и введения исламского порядка всюду и до конца и распространение его послания по всему миру.

При этом партия открыто заявляет, что она против насилия и террористической деятельности - основная цель партии добиваться выполнения поставленных задач исключительно путем мирной пропаганды. И в действительности, ни в одном регионе мира, включая Центральную Азию, пока не удалось найти и доказать причастность Хизб ут-Тахрир к террористической деятельности какого-либо рода.

О степени монолитности партии известно мало, однако складывается впечатление, что в ней существует центральная идеологическая база, хотя при этом местным партийным руководителям предоставлена довольно большая свобода в осуществлении политической деятельности методами, которые подходят для местных условий. Это, по всей видимости, представляет собой отход (возможно, произошедший в начале 1980-х годов) от идеи первых лет существования движения, когда применялись строгие принципы партийной организации ленинского образца, а членов партии часто исключали за отклонение от линии, проводимой центральным руководством партии. Трудно судить о том, насколько глубока такая тенденция, однако маловероятно, что местные отделения могут выйти за пределы ключевых идеологических позиций партии.

Опыт деятельности Хизб ут-Тахрир в разных странах мира подчеркивает двойственность ее образа: она черпает силу в централизованной идеологической основе, которая также укрепляет партию организационно; однако успех на местах во многом приходит благодаря тому, что местные руководители учитывают специфические местные условия. В Центральной Азии например, партия старается сохранить баланс между идеологией центра и необходимостью учета местных проблем с тем, чтобы получить поддержку мусульман региона.

Хизб ут-Тахрир в Центральной Азии выросла из разрозненной исламской среды, образовавшейся после ослабления в СССР государственного контроля за религиями в конце 1980-х годов. Интерес к политическому исламу впервые возник благодаря таким движениям, как Партия исламского возрождения в Таджикистане и ряду групп, вдохновленных учением Сауди Вах-хаби в Узбекистане, члены которых позднее образовали воинственное Исламское Движение Узбекистана (ИДУ), ставшее союзником афганских талибов.

Программа деятельности Хизб ут-Тахрир в Центральной Азии в целом соответствует общим целям и задачам международной партийной сети. Литература, распространяемая в регионе, содержит те же два основных требования: создание исламского общества и установление исламского государства - Халифата. Централыюазиатские отделения издают свои материалы, строго следуя центральной партийной программе, добросовестно воспроизводя ее прокламации, а также материалы из других стран, представляющих для них интерес. Однако они также выпускают и собственные листовки, где отражена конкретная программа деятельности партии в Центральной Азии.

Листовки глобального содержания печатаются на киргизском, узбекском и таджикском языках и распространяются как можно более широко. Типичная такая листовка появилась в кувейтском отделении партии в январе 2003 года против развертывания военных сил США в Заливе . Затем последовали листовки об Ираке, которые, похоже, вызвали резонанс и среди мусульман в Центральной Азии. Среди других типичных тем сегодня преобладают такие, как - призыв защитить Палестину от израильских оккупантов и гневная критика американской оккупации Ирака.

Более абстрактные глобальные проблемы порой кажутся далекими от повседневных забот многих мусульман в Центральной Азии. К примеру, палестинская проблема вызывает здесь гораздо меньший резонанс, чем в арабских странах. Такое восприятие, возможно, несколько изменилось во время войны в Ираке, когда повсеместное недовольство происходящими там событиями не находило возможности для своего полного негодованием выражения.

Одна из возможностей для Хизб ут-Тахрир расширить свое влияние -это объединение с другими группами, имеющими похожие цели, но другую тактику. Как отмечалось выше, партийная идеология имеет двойственное отношение к совместной деятельности, но такая возможность явно существует Хизб ут-Тахрир. «Позорная капитуляция правителей перед открытой агрессией Америки». Кувейт, 29 января 2003 г. и оправдывается туманной концепцией привлечения пусра или помощи извне. Однако формально партия всегда отвергала другие исламистские движения, считая их тактику неправильной. Но это не метало ее сотрудничеству с другими исламскими организациями в определенных обстоятельствах, о чем свидетельствуют частые заявления региональных правительств, утверждающих, что Хизб ут-Тахрир всего лишь одна сторона объединенного вооруженного исламистского движения, а важно установить, существуют ли такие связи на самом деле или каковы шансы их возможного возникновения.

Единственными значительными исламистскими движениями в Центральной Азии, кроме Хизб ут-Тахрир, являются Партия исламского возрождения (ПИВ) в Таджикистане и Исламское движение Узбекистана (ИДУ). ПИВ, прошла путь от вооруженной оппозиции во время гражданской войны в Таджикистане до законно действующей партии, принимающей мирное участие в конституционном процессе. ИДУ становиться частью международного воинствующего исламистского движения, связанного с талибами в Афганистане, и действовало с военных баз, располагавшихся в начале в Таджикистане, а затем в Афганистане.

В последние годы ИДУ, привлекает к себе всё большее внимание международного сообщества, особенно после того, как его сенсационные, хотя и безуспешные вооруженные вторжения в Южный Кыргызстан в августе 1999 и августе 2000 годов потрясли регион и показали слабость централыюазиат-ских военных. ИДУ представляло собой нечто вроде партизанского движения примерно из 3000 боевиков, которое стремилось достичь своих политических и религиозных целей с помощью военной силы. Его базы и большая часть организации были уничтожены в ходе возглавляемой США военной интервенции в Афганистане в 2001 году.

Отношения Хизб ут-Тахрир с этими двумя группами складываются по-разному. По отношению к ПИВ, партия настроена в целом враждебно, обвиняя ее в том, что она «продалась», заключив мирное соглашение с властями и заняв должности в правительстве.

В начале 1990-х годов в Узбекистане появился целый ряд более мелких исламистских групп. Большинство из них исчезло, либо в результате правительственных репрессий, либо из-за того, что их члены покинули эти группы и вступили в ИДУ, как более радикальную организацию.

Подобная напряженность между ПИВ и Хизб ут-Тахрир взаимна, особенно на уровне руководства. Рядовые члены проявляют больше понимания, отчасти потому, что сами критикуют позицию ПИВ. Однако, по-видимому, нет почти никаких шансов на какой-либо союз между этими двумя группами: ПИВ в основном озабочена выживанием в политической системе Таджикистана, которая становится все более нетерпимой, и избегает возможных упоминаний о ее связях с более радикальными движениями.

Существуют также значительные теологические расхождения между Хизб ут-Тахрир и философией нео-ваххабизма, которой следуют Талибан, аль-Каида и подобные им группы. Ваххабиты в Центральной Азии и их «братья» из Хизб ут-Тахрир расходятся во мнениях, считая, что оппонент в корне заблуждается в отношении основополагающих теологических вопросов, в частности, о принятии некоторых хадисов (преданий о словах и действиях Пророка). Главный анти хизб-ут-тахрировский вебсайт организован ваххабитами, на нем восхваляют талибов, а Хизб ут-Тахрир отвергают как «светских модернистов».

Тем не менее, идеологическая основа ИДУ, якобы являющегося частью возглавляемых талибами сил в Афганистане, не всегда была столь четко обозначена, и документы Движения говорят о значительном сочувствии делу Хизб ут-Тахрир и восхищении этой партией, но при этом и о разочаровании ее отказом выступить с оружием против правительства. В документах ИДУ не содержится значительной критики в адрес Хизб ут-Тахрир, хотя в заметках о деятельности партии руководители ИДУ часто возражают против ее мирной тактики, считая ее «соглашательской».

Различия в тактике, по всей видимости, слишком велики, чтобы их можно было преодолеть на низовом уровне, без значительного идеологичес ко го маневрирования со стороны транснационального руководства. Принимая во внимание серьезный урон, нанесенный ИДУ в результате военного вмешательства в Афганистане под предводительством США, вряд ли серьезный союз с ИДУ, был бы особенно полезен для Хизб ут-Тахрир. Настойчивые утверждения партии, что военные действия должны проводиться только тогда, когда есть шансы на успех, ее неприятие терроризма в целом, похоже, искренни. И все же представляется вполне возможным, что, по крайней мере, часть членов Хизб ут-Тахрир, особенно в Узбекистане, может откликнуться на призыв к более радикальным мерам борьбы, хотя в данный момент партия скорее проиграет, чем выиграет от подобного шага.

В целом, ничто не подтверждает существования серьезных организационных или идеологических связей Хизб ут-Тахрир с ИДУ, помимо возможных случайных контактов в период правления в Афганистане талибов. Возможность будущих союзов с другими группами зависит от того, появятся ли они в будущем из рядов ИДУ или других недовольных своей жизнью слоев центральноазиатского общества.

Рассмотренные выше аспекты деятельности Хизб ут-Тахрир все же позволяют нам говорить о том, что на сегодняшний день эта организация не представляет прямой угрозы стабильности центральноазиатских государств. Нет никаких фактов, подтверждающих наличие у нее каких-либо возможностей для ведения боевых действий; очень мало подтверждений тому, что в нынешних условиях партия вообще рассматривала бы призыв к оружию; и нет никаких доказательств существования серьезной поддержки этой партии в таких структурах, как например армия, которые можно было бы использовать для достижения ее целей.

Можно утверждать, что Хизб ут - Тахрир в нынешней Центральной Азии - это относительно небольшая радикальная группа, не оказывающая серьезного влияния на широкие слои общества и почти никакого влияния на значимые фигуры в нынешних региональных политических системах; очень немногие, принимают ее идеи за пределами групп маргинализированных молодых людей. Главная задача заключается в том, что бы определить причины, по которым правительства государств Центральной Азии опасаются деятельности Хизб ут-Тахрир.

Одна из причин настороженного отношения к Хизб ут-Тахрир состоит в том, что партия приобрела сторонников в лице тысяч молодых людей, приверженных идее свержения региональных правительств и установления «настоящего» исламского порядка. Они сильно идеологизированы, психологически управляемы и готовы подчиниться любым радикальным приказам своих руководителей.

Хотя до сих пор они не откликнулись на призывы других групп присоединиться к вооруженной борьбе, такое развитие событий нельзя исключать. По вышеупомянутым причинам оно - маловероятно, но гипотетически возможно, и поэтому понятно, что правительства хотят держать эту группу под контролем и иметь уверенность в том, что она не будет разрастаться и не завоюет широкой общественной поддержки. Правительству также не следует допускать радикализации в рядах партии, о чем говорил ось выше.

Другая причина усиления страха перед партией, состоит в том, что ее существование выгодно режимам, пытающимся сохранить авторитарную систему правления, особенно в обстановке, когда международное сообщество требует от них проведения радикальных реформ. Там, где система построена на существовании внутренних и внешних врагов, трудно двигаться вперед, не подвергая риску основы самой системы. Правительства многих стран региона склонны использовать «исламскую угрозу» как оправдание непомерно раздутых сил безопасности, отсутствия демократии и ограничения свободы слова. Слишком часто Хизб ут-Тахрир становится полезным предлогом для того, чтобы не менять существующее положение и слишком часто правительства западных стран, увлеченные глобальной «войной с терроризмом», принимают такое оправдание за чистую монету.

Гораздо большая опасность состоит в том, что такая полигика, проводимая правительствами, будет сама способствовать росту и радикализации партии, тем самым, невольно расширяя ее влияние от периферии к центру.

Узбекский режим впервые начал преследовать Хизб ут-Тахрир в 1997 году, хотя это была малоизвестная организация, по сравнению с воинствующими исламистскими группами, которые, по утверждению правительства, действовали в то время в Ферганской долине. В 1998 г. начались массовые аресты, за которыми последовали показательные суды, в основном в Ташкенте и в Ферганской долине. Характерной особенностью таких процессов почти всегда было то, что признания обвиняемых, скорее всего, были сделаны под пытками.

После попытки покушения на Президента Каримова в феврале 1999 года, в которой узбекское правительство обвинило «исламских террористов», включая Хизб ут-Тахрир, число арестов снова резко увеличилось. По утверждению самой партии, в этот период было арестовано более 8 тысяч ее членов. По информации узбекских служб безопасности, в 2002 году 4200 человек все еще находились в тюрьме. Независимая организация по правам человека в Узбекистане оценивает общее число политических заключенных на тот момент в 7600 человек.

Все больший вред международной репутации узбекского правительства наносят его методы обращения с заключенными, особенно с узниками совести - теми, кто был осужден за религиозную деятельность. Поступает множество сообщений о систематическом применении пыток сотрудниками милиции и служб безопасности для запугивания и унижения человеческого достоинства последних. Обычно условия содержания членов Хизб ут-Тахрир намного хуже, чем для обычных заключенных.

Значительное международное давление на Узбекистан в 2002 году с требованием улучшить ситуацию с правами человека дало некоторые результаты.

Число арестов несколько сократилось, хотя задержания по-прежнему происходят сотнями.

Некоторая часть интеллектуальной элиты страны признает примитивный характер политики Узбекистана в отношении к Хизб ут-Тахрир. В 1999 году аналитический центр, близкий к правительству, представил внутренний меморандум, где говорилось о том, что использование исключительно правоохранительных мер не приносит желаемого результата. Однако те, от кого зависит принятие решений в правительстве, едины в своей приверженности нынешней политике. Руководство страны не видит причин менять курс отчасти по идеологическим соображениям, отчасти потому, что ссылки на «исламскую угрозу» помогают сохранить существующее политическое положение в Узбекистане.

Другие политические меры, осуществляемые правительством, в целом приносят результаты, противоположные желаемому. Когда контролируемые правительством имамы, согласно указаниям свыше, проповедуют против Хизб ут-Тахрир, и при этом восхваляют Президента Каримова, то это ставит Хизб ут-Тахрир в очень выгодное положение партии, противостоящей непопулярному режиму. Запрет правительства на религиозное образование в мечетях создает ситуацию, когда традиционное религиозное образование - занятия, проводимые тайно в частных домах, с точки зрения права, приравниваются к учебным кружкам партии.

Вместо того, чтобы приветствовать голоса авторитетных мусульманских лидеров, высказывающихся против Хизб ут-Тахрир, правительство сделало все, чтобы заставить их замолчать. Ведущий ученый-теолог и бывший муфтий Мухаммед Содик Мухаммед Юсуф сначала был отправлен в ссылку, и лишь в 2001 году правительство с неохотой позволило ему вернуться. На его публичные выступления наложен запрет, несмотря на его убедительные высказывания против Хизб ут-Тахрир и групп ваххабитов. Вместо этого правительство полагается на слабые решения (фетиш) дискредитировавшего себя муфтиата, больше известного своей лояльностью Каримовскому режиму, чем знаниями в вопросах религии.

Опасней всего то, что правительство не способно видеть различия между верующими мусульманами, кто но своим политическим взглядам настроен как против правительства, так и против политического радикализма, и такими группами, как Хизб ут-Тахрир. В целом, можно с уверенностью констатировать, что некомпетентные действия узбекских властей превращают законное применение правовых методов в отношении религиозных экстремистов в борьбу с настоящим исламом как религией и верой, что делает идеологию исламского экстремизма еще более привлекательной. Широкомасштабные репрессии коснулись и ни в чем не повинных мусульман, чем увеличило число людей, готовых, по крайней мере, сочувствовать Хизб ут-Тахрир и, самое главное, не желающих помогать правительству бороться с реальной угрозой, которая могла бы исходить от таких групп радикального и воинствующего исламизма.

Такая политика И.Каримова резко поляризовала узбекское общество. Сегодня на одном краю находится режим, в целом не способный улучшить уровень жизни и оживить умирающую экономику, а на другом - политический вакуум, где нет законных политических партий и отсутствует свобода слова. Хизб ут-Тахрир хорошо вписывается в этот вакуум, но вовсе не из-за врожденного радикализма узбекских мусульман, а в первую очередь потому, что система не дает возможности для любой другой политической альтернативы.

Действительно, система стала почти зависима от существования внутренних и внешних врагов как оправдания своей недееспособности: если не будет серьезной военной угрозы со стороны Хизб ут-Тахрир или ИДУ, не ясно, зачем тогда государству столь многочисленные силы внутренней безопасности, или почему оно может оставлять за собой право бесцеремонно вмешиваться в личную жизнь граждан. Хизб ут-Тахрир служит полезным оправданисм авторитарной политики узбекских властей - от закрытия границ с соседним Кыргызстаном, до содержания внутренних дорожных постов и наделения служб безопасности огромными полномочиями. Без всего этого система, на которой в основном построено нынешнее узбекское государство оказалась бы под угрозой ликвидации.

Несколько иная ситуация сложилась в Таджикистане, который был, пожалуй, самым либеральным из центральноазиатских режимов в отношении исламистских движений и партий. Однако и он в 2000 году не избежал соблазна многочисленных арестов членов Хизб ут-Тахрир. В тоже время, в Таджикистане предпринимаются несколько иные меры в борьбе с этой партией, чем в Узбекистане. Во многих исправительных учреждениях путем альтернативного религиозного образования предпринимаются попытки отвлечь членов от Хизб ут-Тахрир, от считающихся вредными и опасными религиозных взглядов.

Другие усилия религиозных лидеров или иных субъектов в борьбе с влиянием Хизб ут-Тахрир, похоже, еще менее эффективны. Усиление вмешательства государства в дела религии и зависимость значительной части религиозной иерархии от государственных структур, не способствуют появлению альтернативных авторитетных голосов религиозных лидеров, особенно в глазах молодежи. Усиливающееся давление правительства на ПИВ, может также привести к обратным результатам: порождая все большее недовольство верующих компромиссами, на которые партийное руководство вынуждено идти, чтобы выжить. Ослабление легальной исламистской партии неизбежно создаст вакуум, который могут заполнить более радикальные исламистские группы.

Политика Кыргызстана в отношении ислама в целом и Хизб ут-Тахрир, в частности, прошла различные этапы: от терпимости к религиозным верованиям, которая свойственна государственной политике в целом, до усиления авторитаризма и роста влияния сил безопасности в стране.

Хотя в целом все согласны, что Хизб ут-Тахрир является потенциально дестабилизирующей силой, и не поддерживают легализацию ее деятельности, гораздо меньшее согласие существует но вопросу о том, что с ней делать в дальнейшем. В прошлом, высокопоставленные чиновники спешили поставить ее на одну доску с ИДУ и другими террористическими группами в попытке дискредитировать партию. Но это лишь подрывало доверие к тому, что говорило правительство: не раз случалось, что чиновники сначала обвиняли Хизб ут-Тахрир в террористических и других насильственных действиях, но в последствии вынуждены были брать назад свои обвинения. Подобные политические зигзаги подрывают доверие к властям и лишь укрепляют позиции тех, кто утверждает, что правительство постоянно пытается подтасовывать факты.

Думается, что в настоящее время вырабатывается некий средний подход, цель которого - держать Хизб ут-Тахрир под контролем, но избегать чрезмерного подавления ее из боязни радикализировать ряды партии или вызвать межэтническую напряженность в Кыргызстане.

Какой бы сомнительной не была идеология Хизб ут-Тахрир, следует проводить четкую границу между террористическими организациями и вооруженными группами с одной стороны и такими организациями, как Хизб ут-Тахрир, которые не совершают насильственных действий. Существование Хизб ут-Тахрир подчеркивает необходимость разграничительного подхода к исламистским организациям, даже весьма радикальным.

Узбекистан, в частности, настоятельно требует от западных правительств запретить Хизб ут-Тахрир, утверждая, что это - террористическая организация, которая угрожает мировой безопасности. Важно, чтобы другие Западные государства сопротивлялись подобным требованиям. Поскольку, будучи загнанной, в подполье, Хизб ут-Тахрир, скорее всего, быстро радикализируется, и ее действия станут значительно более непредсказуемыми, чем в настоящее время, когда направление ее действий можно предвидеть. Мы считаем также важным убедить централыюазиатские правительства отойти от практики репрессивных действий против ее членов. Такие действия не только радикализируют сторонников Хизб ут-Тахрир в Центральной Азии, но и служат поводом для проведения разных пропагандистских кампаний членами партии на Западе. Тесные связи США с репрессивными режимами Центральной Азии являются главным аргументом, который Хизб ут - Тахрир использует при вербовке своих сторонников в мусульманских диаспорах Запада.

В борьбе с Хизб ут-Тахрир международному сообществу в целом, выпала нелегкая роль. С одной стороны, оно оказалось перед лицом глобальной террористической угрозы, исходящей от исламистских групп, в связи с чем на западные правительства оказывается значительное давление с требованием уделять больше внимания сотрудничеству с центральноазиатскими странами в области безопасности в ущерб социальным реформам и традиционному вниманию к правам человека. С другой стороны, поддержка репрессивной политики правительств в отношении таких групп, как Хизб ут-Тахрир, не только приведет к обратному результату, сделав их, возможно, более многочисленными и радикальными, но и укрепит многих членов этих групп (и вообще мусульман) в убеждении, что роль Запада в Центральной Азии кажется наивной, так как состоит в поддержке диктаторских режимов, стремящихся подавлять любое проявление исламской активности.

Нет сомнений в том, что возглавляемые США военные кампании в Афганистане и Ираке, подстегнули антизападные настроения в Центральной Азии, причем не только среди радикально настроенных мусульман, но даже среди широкой общественности. Мало кто верит в искренние мотивы Запада, и это четко прослеживается в отношении Хизб ут-Тахрир с международными организациями и западными государствами. Партия резко выступает против участия западных международных организаций в делах Центральной Азии и критикует их деятельность.

Между тем, многие вопросы остаются без ответа и в том, что касается организации партии Хизб ут-Тахрир как в мире, так и в Центральной Азии.

Информация об источниках ее финансирования и степени международной и внутренней поддержки партии крайне скудна и недостаточна. Не программа и методы остаются в лучшем случае туманными, а приверженность к насилию условна, но не абсолютна. Значение этой организации не стоит преувеличивать: у нее есть небольшое, но преданное число последователей в четырех странах Центральной Азии, однако ее долгосрочная цель - построение регионального исламского государства - пока еще не находит большой и реальной поддержки со стороны населения фактически всех государств региона.

Подъем Хизб ут-Тахрир и та среда, в которой это движение процветает, практически однозначны. Было бы ошибочным напрямую связывать рост исламистских настроений с распространением бедности - ситуация намного сложнее. Общее сокращение политической свободы и продолжающееся ухудшение социальных и экономических условий в странах региона, создают благоприятные предпосылки для завоевания партией Хизб ут-Тахрир поддержки в массах и для продолжения пропаганды в них своих антисветских, антизападных и антикоррупционных идей.

Международному сообществу, со своей стороны, не удалось преуспеть в создании климата политической и религиозной либерализации в Центральной Азии. С одной стороны США и ЕС (через ОБСЕ и двусторонние отношения) постоянно подчеркивают необходимость более строгого соблюдения международных норм по правам человека. Но - с другой стороны, политика США и К0 ведет к созданию тесных двусторонних отношений с правительствами, не проявляющими никакой серьезной готовности к утверждению принципов реальной религиозной терпимости и политического плюрализма в странах региона.

Хизб ут-Тахрир добилась популярности благодаря тому, что предложила альтернативу сегодняшней реальности, которая нередко довольно мрачна. Пусть утопический халифат недостижим в современных условиях региона, но идея справедливого порядка в государстве с открытыми границами и разумной экономикой привлекает тысячи сторонников. И одной лишь силой и репрессиями эту идеологию не искоренить. Чем больше давление со стороны правительств и мирового сообщества, тем более привлекательной становится эта идея для широких масс мусульманского населения Ферганской долины и всей Центральной Азии.

3.2 Возможность создания исламского государства в Центральной Азии

Перспектива возможного перехода некоторых мусульманских государств к традиционной исламской форме правления, стала предметом научных и общественных дискуссий в особенности после иранской революции как феномена исламского возрождения. Существует мнение, что возрождение ислама в наши дни можно считать естественной реакцией на глубокий кризис в политической, социальной, экономической сферах, переживаемых сегодня странами «третьего мира», а также внешними факторами - глобализацией, изменением геополитического баланса, модернизацией и т. д. Как утверждает Бернар Льюис, если мы хотим хотя бы отчасти понять то, что произошло в мусульманском мире в прошлом и происходит сейчас, мы должны признать, что религиозный фактор и сегодня остается общим и центральным элементом в жизни мусульманских народов исламской ойкумены.

В отличие от других важнейших мировых религий, «ислам со времен его основателя отождествлялся с государством, и уверенность в единстве государства и религии накрепко вошла в память и сознание верующих мусульман из их Священного писания, истории и опыта». Мы хотели бы заметить, что последняя мусульманская империя в лице мультинациональной Османской Порты перестала существовать всего лишь в прошлом веке, оставив не только свежий след в памяти истории ислама, но громадный идеологический потенциал, который влияет и будет влиять на новые поколения мусульман. Не удивительно поэтому, что большинство значительных политических и социалыіых движении в новейшей истории мусульманских стран в громадной мере основываются на исламе как интегрирующей и мотивирующей силе.

И для ранних, и для современных исламских движений и политических партий, таких, как Хизб ут-Тахрир в Центральной Азии, так и других подобных ей в мире борящихся за возрождение исламской формы правления, характерно представление об ослаблении мусульманского общества и утрате им внутренней организованности, что объясняется отходом мусульман от истинно исламской веры и обрядовой практики. И ранние, и современные движения видят исцеление такого недуга только в возврате к классическому исламу. Ранние сторонники реформ также отказывались от слепого следования традициям и подчеркивали, что для социального и морального возрождения исламского общества необходимы политические действия и гражданская активность. И эти тезисы были приняты и развиты сторонниками современных движений за возрождение ислама'61.

Предлагая формулу религиозной легитимации в противовес западному секуляризму, и принцип социальной справедливости, в противовес экономическому неравенству, а также религиозно санкционируя воинские доблесть и честь, «ислам как бы предоставляет практическую политическую альтернативу, надежную духовную нишу и психологический якорь в беспокойном сегодняшнем мире». Как пишет У.К. Смит, «...в новейшей истории практически любое исламское движение в любой части мусульманского мира основывалось на протесте, как против внутреннего упадка, так и против внешней угрозы исламу». Есть основания рассматривать данный феномен как мусульманский ответ на идущую с запада секуляризацию и попытку доминирования в мусульманском мире, а также как реакцию на кризис лидерства у мусульман. В этом смысле текущий цикл мусульманского возрождения, возможно, имеет отражение преемственности традиций мусульманской истории. Это возрождение не несет в имманентной вражды к Западу, но оно враждебно к тому, или к тем элементам внутри или вне мусульманского сообщества, которые воспринимаются им как источник фрустрации и гнета.

Поэтому вполне правомерен вывод о том, что исламское возрождение в своих основных идеях и целях представляет собой нормальное и здоровое явление, поскольку оно стремится дать мусульманам адекватные ответы на стоящие перед их обществами политические, экономические и социальные вопросы в рамках их собственной традиции. Нет ничего удивительного в том, что мусульмане республик Центральной Азии хотят утвердить свою культурную идентичность и бросить вызов явлениям, порождающим распад социальных структур, политическое бессилие и экономическую фрустрацию, опираясь на собственную веру и традиции. Таким образом, основная концепция и задача современного исламского возрождения, утверждение всеобщего права на самоопределение.

Но право на самоопределение индивида или коллектива ограничивается правом на самоопределение других индивидов или коллективов. Это особенно касается публичной жизни, где взаимопротиворечащие права на самоопределение с высокой долей вероятности вступают в конфликт, требующий посредничества и примирения. Рассматривая исламскую форму правления, которая руководствуется законами шариата, необходимо обратить внимание на то, что шариатские правоведы изначально никогда не видели различия между частным и публичным правом. Как объясняет Джозеф Шахт, различие, которое делали ранние мусульманские правоведы, между «правами Аллаха» и «правами людей» не имеют ничего общего с делением на публичное и частное право. На деле, публичное право традиционно было и остается наименее разработанным разделом шариата, а также и исламской правовой науки.

В данном случае использование исламскими специалистами по разработке современных систем исламского управления, построенных на работах ранних и «классических» мусульманских ученых, посвященных вопросам «конституционного» (государственного) устройства и публичной политики (которые иногда называют исламской политической теорией), их основополагающих идей может привести к нежелательным результатам. Дело в том, что эти ученые в основном работали во времена упадка власти династии Лб-басидов в 11-12 веках, в условиях, которые отнюдь не способствовали строгому и исполнению, и применению принципов и норм шариата. Поэтому они были более всего озабочены сохранением единства государства и безопасности мусульман в такой крайне нестабильной политической обстановке.

Немудрено, что именно в этих условиях Ал-Маварди, например, оправдывал, в случае необходимости, силовую узурпацию власти в провинциях, хотя и признавал, что подобная узурпация противоречит требованиям шариата. А.Р. Гибб так комментирует это: «Оправдывая неуважение к закону на основании политической необходимости и целесообразности, Ал-Маварди, в сущности, признает, что в определенных условиях силе можно придать об-личис права. Но если допустить такое хоть один раз, распадается вся постройка юридической системы».

И не только Ал-Маварди, но и многие другие ученые были вынуждены делать поправку на реалии современного им мусульманского мира, снижая тональность некоторых положений шариата в попытке примирить его требования с тем, что, на их взгляд, в то время более всего отвечало интересам мусульманского общества.

Некоторые ученые, напротив, просто игнорировали реальность и строили теоретические модели чисто идеальной ситуации, исходя из того, как все должно быть строго по шариату. Наиболее ярким примером подобного подхода может служить воззрение. Ибн Таймийи, известный своей исключительной ортодоксальностью, но далеко не «слепым» преклонением перед «традицией».

Отказ от ортодоксального применения законов шариата психологически можно объяснить стремлением мусульман сохранить шариат в неприкосновенности хотя бы в теории, даже если его нормы уже невозможно было эффективно применять на практике. Как пишет Андерсон, «для мусульманина всегда большим грехом считалось отрицать Божественное откровение или сомневаться в нем, чем не повиноваться ему. Поэтому они предпочитали произносить ничего не значащие слова о неприкосновенном шариате, как о единственном и высшем законе, и одновременно оправдывать отказ от большинства его положений на практике ссылками на дарура (необходимость), чем пытаться адаптировать шариат к условиям и потребностям современной жизни».

Возрождение ислама в последние годы в Центрально азиатском регионе и требования некоторых представителей политически активной части мусульманских лидеров и авторитетов возвратиться к законам шариата во всех сферах, из которых он был вытеснен, говорят о том, что многих мусульман уже не удовлетворяет эта логика «необходимости». Сторонники незыблемости норм шариата сейчас утверждают, что вообще нет никакой необходимости отступать перед требованиями современной жизни и вносить коррективы в правоприменение.

Одним из основных факторов, обуславливающих необходимость адаптировать исламское право к современным условиям, являются реальности современного мусульманского национального государства. Хотя и считается, что поскольку мусульмане исповедуют одну религию, то теоретически применение законно шариата универсально во всем мусульманском мире, на деле сегодня существуют отдельные национальные государства мусульманских народов, и в ближайшем будущем эти государства не исчезнут. Эта форма политической организации, которая установилась в мусульманском мире после европейского колониального завоевания в конце XIX - начале XX веков, привнесла с собой в регион свои собственные властные структуры и правовые концепции. В частности, если национальное государство должно соответствовать нормам конституционализма, а мы полагаем, что оно должно им соответствовать, то оно обязано гарантировать равные гражданские права всему населению, в том числе и равенство перед законом, и равные права на участие в управлении своей страной. Более того, национальное мусульманское государство должно обеспечить все юридические и прочие ресурсы, необходимые для развития и обеспечения индивидуальной и коллективной идентичности.

Поскольку концепция национального государства не является результатом развития собственного исторического опыта или культурных традиций отдельных мусульманских народов, то им сложно принять эту концепцию и применить ее на практике. Поэтому подобно другим народам Азии и Африки, мусульманским народам Центральной Азии предстоит еще пройти болезненный путь адаптации и переработки их древних институтов и устоявшейся практики, прежде чем они смогут полностью реализовать структуры и институты национальных мусульманских государств. В данной работе мы не будем касаться социологических, экономических и политических вопросов, связанных с процессом модернизации в контексте возникновения национальных государств в мусульманском мире. Полностью признавая значимость вышеуказанных вопросов, в этом исследовании мы предполагаем существование и будущее развитие национальных государств в мире Ислама как нечто само собой разумеющееся и потому рассматриваем последствия этого процесса с точки зрения исламской законности.

Поскольку исламское возрождение стало всеобъемлющим и устойчивым движением, национальное мусульманское государство должно быть легитимизировано в рамках ислама и его принципы должны быть приведены к согласию с принципами исламской законности. Иными словами, хотя установление национального государства и сопровождалось значительной секуляризацией законодательства, всеобъемлющая природа Ислама и его резко возросшая роль в общественной жизни многих мусульманских государств требуют правовой исламизации национального государства или, по меньшей мере, его примирения с законами Ислама, нашедшими закрепление в шариате.

Из сказанного выше следуют дна противоречивых вывода о возможности будущих изменении в публичном праве мусульманских государств. С одной стороны, в мусульманских странах усиливаются требования верующих мусульман восстановить шариат как публичное право. С другой стороны, граждане этих стран, как мусульмане, так и не мусульмане, уже ощутили на себе блага светской публичной жизни и привыкли воспринимать эти блага как нечто само собой разумеющееся , т.е. не требующее вмешательства права.

Таким образом, мы сталкиваемся сегодня с очевидным стремлением мусульман к самоопределению на основе применения исламского права в общественной жизни. Однако таким правом шариат в той форме, в какой он существует сегодня, видимо стать не может. Единственным способом примирить эти два противоречащие друг другу требования перемен в публичном праве мусульманских стран может быть разработка некой версии шариатского публичного нрава, которая соответствовала бы как традиции, так и современным конституционным стандартам, уголовному праву, международному праву и правам человека.