Гэтсби ведомы и устремления совсем другого рода -- не утилитарные, не своекорыстные. И такие устремления тоже созвучны “мечте”. “В некоторых отношениях, - пишет далее А. Зверев, - Гэтсби -- это законченный “новый Адам”, каких и до Фицджеральда немало прошло через американскую литературу: от куперовского Натти Бампо до Гека Финна. Но в 20-е годы что-то всерьез поколебалось в самосознании американцев. Впервые и сама “мечта” начала осознаваться как трагическая иллюзия, не только не возвышающая личность, но, наоборот, отдающая ее во власть губительных индивидуалистических побуждений или обманывающая заведомо пустыми и тщетными надеждами. Это была тема Драйзера и Льюиса. Фицджеральд нашел свой угол зрения и свою тональность. Сказалась его особая чуткость к болезненным явлениям “века джаза”. Сказалась “незатухающая ненависть” к богатым, к людям типа Тома Бьюкенена, который олицетворяет в романе мир бездушного утилитаризма, агрессивного своекорыстия, воинствующей буржуазной аморальности. Сказалась способность Фицджеральда безошибочно распознавать трагедию, даже когда она скрыта за блистательным маскарадом. Сказалось, наконец, его недоверие к любым иллюзиям и “легендам”, обострившееся и оттого, что “легенда” уже сопутствовала ему самому, став для писателя непереносимой и побудив его весной 1924 года уехать в Европу с единственной целью-- “отбросить мое прежнее “я” раз и навсегда” [25, c.40]

“Великий Гэтсби” -- книга, где всего полнее раскрылась своеобразная черта дарования Фицджеральда, которую критики определяют как “двойное видение”, имея в виду его способность “одновременно удерживать в сознании две прямо противоположные идеи”, вступающие одна с другой в конфликтные отношения, тем самым создавая драматическое движение сюжета и развитие характеров; сам он в “Крушении” назвал эту способность критерием подлинной культуры духа.

“В “Гэтсби” авторское сознание “удерживает” всю противоречивость содержания “американской мечты” -- и главное -- постигнутую Фицджеральдом закономерность ее банкротства” [25, c.45].

Когда редактор М. Перкинс, прочитав рукопись, присланную Фицджеральдом из Парижа, посоветовал четче обрисовать фигуру главного героя,Фицджеральд ответил ему так: “Странно, но расплывчатость, присущая Гэтсби, оказалась как раз тем, что нужно” [26, c.162-163].

В “Великом Гэтсби” все и держится на двойственности главного персонажа, неясности его побуждений. Двойственным является сам сюжет, внешне схожий с сюжетами “романа тайн” (таинственная вилла и ее хозяин, о котором ходят разные слухи: “будто он когда-то убил человека” [18, c.53], или же “во время войны был немецким шпионом” [26, c.54]; романтическая интрига, детективное расследование, тайна гибели), но вмещающий серьезное, философское содержание. О том же пишет и А. Зверев: “Роман, построенный как история преступления по бытовым мотивам, перерастал в философское повествование, касающееся болезненной проблематики, сопряженной с деформациями американского нравственного идеала личности, утверждающей самое себя в борьбе за счастье и этой целью оправдывающей собственный индивидуализм” [27, c.517]. Двойственны мотивы действий персонажей второго плана (Джордан Бейкер, гости на приемах Гэтсби), поскольку все они стремятся развеять таинственность, которая окутала равного героя задолго до того, как он появится в рассказе Ника Каррауэя.

Все повествование насыщено метафорами, своим контрастом подчеркивающими эту двойную перспективу происходящих в нем событий: карнавал в поместье Гэтсби - и соседствующая с его домом свалка отбросов, “зеленый огонек” счастья, на миг посветивший герою, - и мертвые глаза, смотрящие с гигантского рекламного щита, и т.п. Хрупкая поэзия “века джаза” и его обратная сторона - разгул стяжательских амбиций, порождающих аморализм, - переданы писателем в их нерасторжимом единстве.

Двойственность проявляется в сопоставлении различных мотивов: карнавала и трагедии, праздничности и холодной расчетливости, веселья и холодной мертвенности, любви и продажности.

Так, “магия” карнавала, не прекращающегося на протяжении почти всего действия романа, усиливается и приобретает драматический оттенок ввиду близкого присутствия “гибельного места” - Долины Шлака: здесь, под колесами автомобиля, которым управляет Дэзи, погибнет любовница Бьюкенена, а Гэтсби расплатится жизнью за трагедию, в которой неповинен.

В праздничной атмосфере беспечного разгула гости Гэтсби, словно бы и впрямь вернувшие себе естественную раскованность, праздничность восприятия жизни, разговаривают голосами, в которых “звенят деньги”. К дому Гэтсби, в котором, как в загородном увеселительном парке, всегда оживленно и радостно, нужно ехать мимо рекламного щита с нарисованными на нем пустыми и холодными глазами доктора Эклберга -- мертвого идола, царящего над свалкой несбывшихся надежд.

Фицджеральд настойчиво стремится создать у читателя ощущение какой-то загадки, таящейся в судьбе Гэтсби, и это стремление, безусловно, не продиктовано лишь требованиями детективного жанра. Дело и не в недостаточно умелой выписанности главного персонажа.

Неясность, “расплывчатость” заключена в самом характере Гэтсби. Как справедливо отмечает А. Зверев, “он “расплывчат” по сути, потому что в душе Гэтсби разворачивается конфликт двух несовместимых устремлений, двух совершенно разнородных начал. Одно из этих начал -- “наивность”, простота сердца, негаснущий отблеск “зеленого огонька”, звезды “неимоверного будущего счастья”, в которое Гэтсби верит всей душой; типичнейшие черты взращенного американской историей (а в еще большей степени -- американской социальной мифологией) “нового Адама”. Другое же -- трезвый ум привыкшего к небезопасной, но прибыльной игре вороти-лы-бутлегера, который и в счастливейший для себя день, когда Дэзи переступает порог его дома, раздает по телефону указания филиалам своей “фирмы”. На одном полюсе мечтательность, на другом -- практицизм и неразборчивость в средствах, без чего не было бы ни загородного особняка, ни миллионов. На одном полюсе наивная чистота сердца, на другом -- поклонение Богатству, Успеху, Возможностям, почитание тех самых фетишей, которые самому же Гэтсби так ненавистны в Томе Бьюкенене и людях его круга” [26, c.41-42].

Двойственность заглавного персонажа, в котором стойкая приверженность идеалу “нового Адама”, доверяющего лишь голосу сердца, сочетается с оправданием аморализма в борьбе за житейский успех, придает трагический колорит образу этого бутлегера, воплотившего в себе исходное противоречие национального сознания.

Соединение столь полярных начал в образе героя, конечно же, не может не закончиться “взрывом”. И гибель Гэтсби, по первому впечатлению нелепая, на деле -- закономерный, единственно возможный финал. Дело в том, что средства, избранные героем для завоевания счастья, каким он себе его представляет, неспособны обеспечить его, каким его. “Мечта” рушится -- не только потому, что Дэзи оказывается продажной, но и потому, что “непреодолимо духовное заблуждение самого Гэтсби, который “естественное” счастье вознамерился завоевать бесчестным, противоестественным путем, выплатив за Дэзи большую, чем Бьюкенен, сумму и не брезгуя ничем, чтобы ее собрать. А без “мечты” существование “нового Адама” бессмысленно. Выстрел обманутого автомеханика, который должен был настичь Бьюкенена, а угодил в Гэтсби, подобен удару кинжала, каким в средневековье из милосердия приканчивали умирающего от ран” [27, c.42].

Возникает правомерный вопрос: почему же в таком случае Фицджеральд назвал своего героя великим В заглавии романа обычно видят авторскую иронию. И на первый взгляд это так: Гэтсби, человек явно незаурядный, растерял себя в погоне за ничтожной целью -- богатством. Ничтожным оказалось и его божество -- Дэзи, к чьим ногам положена вся его жизнь, ничтожен и пуст весь оплаченный Гэтсби “праздник жизни” (карнавал), завершающийся -- уже после гибели героя -- телефонным разговором о туфлях для тенниса, позабытых одним из гостей, и ругательством, нацарапанным на ступеньках лестницы.

Но в определенном смысле Гэтсби действительно велик. Он воплощает ярчайший тип американского “мечтателя”, хотя “мечта” и ведет его сначала на опасную тропу бутлегерства, затем -- в совершенно чужой его натуре мир Тома Бьюкенена и, наконец, к катастрофе.

Сам повествователь, Ник Каррауэй, для которого Гэтсби до знакомства с ним воплощал все заслуживающие презрения черты: самодовольство нувориша, культ безвкусной роскоши и т. п., - не может не признаться себе в том, что в Гэтсби есть “нечто поистине великолепное”. “Должно быть, - рассуждает он, - и в самом деле было что-то романтическое в этом человеке, если слухи, ходившие о нем, повторяли шепотом даже те, кто мало о чем на свете считал нужным говорить, понизив шепот” [28, c.54]. Причиной была не только щедрость Гэтсби, его старания скрасить будни праздничностью. Когда рассказчик впервые своими глазами видит Гэтсби, перед ним -- влюбленный, романтик, разглядывающий усыпанное звездами летнее небо. “Второй облик” Гэтсби явно не согласуется с первым, а вместе с тем неспроста у Каррауэя мелькнула мысль, что богатый сосед прикидывает, какой бы кусок небосвода отхватить для одного себя,-- подобные побуждения точно так же в натуре Гэтсби, как и мечтательность, романтичность, “естественная” для “нового Адама” доброта, “естественное” для него стремление сделать счастливыми всех. Поэтому так колеблется оценка рассказчиком образа Гэтсби. “И тут улыбка исчезла - и передо мною был просто расфранченный хлыщ, лет тридцати с небольшим, отличающийся почти смехотворным пристрастием к изысканнным оборотам речи” [18, c.57]; “За этот месяц я встречался с Гэтсби несколько раз и, к своему разочарованию, убедился, что говорить с ним не о чем. Впечатление незаурядной личности, которое он произвел на меня при первом знакомстве, постепенно стерлось, и он стал для меня просто хозяином великолепного ресторана, расположенного по соседству” [29, c.69].

На протяжении всего романа в Гэтсби будут выявляться совершенно несовместимые качества и побуждения. “Здесь, - по мнению А. Зверева, - не только внутренняя необходимость “расплывчатости” Гэтсби, каким он предстает читателю. Здесь и неопровержимая логика социальных законов, которыми предопределена реальная жизненная судьба и реальная этическая позиция “мечтателя” наподобие Гэтсби. Не случайно Фицджеральд, говоря о своем романе, указывал на “Братьев Карамазовых” как на образец, которому стремился следовать: “Великий Гэтсби” не столько драма отдельной личности, сколько драма идеи, получившей совершенно ложное воплощение” [9, c.43]. Это, безусловно, так, однако тут, по нашему мнению, присутствует в определенной степени и элемент игры, попытка сыграть в разные образы.

Конечно, Гэтсби понимал всю несовместимость этих образов. Но он был “велик” именно своей стойкой приверженностью идеалу “нового Адама”. Как пишет Фицджеральд, подводя итог роману, “Гэтсби верил в зеленый огонек, свет неимоверного будущего счастья, которое отодвигается с каждым годом. Пусть оно ускользнуло сегодня, не беда - завтра мы побежим еще быстрее, еще дальше станем протягивать руки… И в одно прекрасное утро…” [31, c.160].

Но все дело как раз в том, что прекрасного утра наступить не может. Идеал недостижим. Ибо “мы пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое” [32, c.160]. Перефразируя метафору, которой заканчивается роман, можно сказать, что все дальше отодвигается осуществление “мечты”, а “новый Адам” все больше выглядит лишь обманчивой грезой.

Сам Идеал оборачивается против Гэтсби, заставляя его следовать правилам Успеха, выгодной коммерции, обогащения,-- ведь иначе вершин счастья не покорить, а “стремление к счастью” присуще человеку по самой его природе и, стало быть, оправдывает любые усилия личности для его достижения.

“Великим Гэтсби” было открыто выражено неверие в то, что Америка и впрямь когда-нибудь сделается “земным святилищем для человека-одиночки”. В заключительной сцене романа Каррауэй провидит “древний остров, возникший некогда перед взором голландских моряков,--нетронутое зеленое лоно нового мира. Шелест его деревьев, тех, что потом исчезли, уступив место дому Гэтсби, был некогда музыкой последней и величайшей человеческой мечты; должно быть, на один короткий, очарованный миг человек затаил дыхание перед новым континентом, невольно поддавшись красоте зрелища, которого он не понимал и не искал, - ведь история в последний раз поставила его лицом к лицу с чем-то, соизмеримым заложенной в нем способности к восхищению” [32, c.169].

Но так и не придет “одно прекрасное утро”, как за ним ни гнаться, как бы старательно ни инсценировать его приход разгульным весельем “века джаза”. Для Ника Каррауэя это главный вывод из истории, происшедшей у него на глазах. Писательское поколение, выступившее в 30-е годы, уже примет финальные строки “Великого Гэтсби” как аксиому.

Заканчивая “Гэтсби”, он писал одному из друзей: “Мой роман - о том, как растрачиваются иллюзии, которые придают миру такую красочность, что, испытав эту магию, человек становится безразличен к понятию об истинном и ложном” [33, p.286].

В “Великом Гэтсби” выразился и трагизм “века джаза”, и его особая, болезненная красота. Через всю книгу проходят два образных ряда, соотнесенных в грустной и поэтической тональности романа.

Показывая беспочвенность и бесперспективность “мечты” в современном автору американском обществе, вскрывая ее несовместивость с буржуазными идеалами и ценностями, Фицджеральд одновременно оплакивает эту мечту, сожалея о ее недостижимости. Отсюда тот свойственный его произведениям налет грусти и трагизма рядом с внешней праздничной карнавальностью, который придает особое очарование и одновременно метафизичность его художественным текстам.

Заключение

«Великий Гэтсби» - произведение всей жизни Фицджеральда и его истинный шедевр. Перечитывая роман «Великий Гэтсби» каждый раз можно открыть для себя новое. После публикации он не сразу стал популярным, во многом, потому что он на много лет вперед опередил свое время. Сейчас мы скорее даже лучше и больше понимаем «Великого Гэтсби» со всеми его смыслами и значениями.

В заключение хотелось бы вынести несколько основополагающих идей, присутствующих, в творчестве Фицджеральда. Самое главное, что стоит вынести из творчества Фицджеральда - это его своеобразные уроки жизни. И главное это мечты. Но Фицджеральд рушит иллюзии. Несмотря ни на что, Гэтсби продолжал верить в «зеленый огонёк» и Фицджеральд, даже в конце произведения об этом упоминает. Он так же призывает каждого не просто верить и надеяться, но духовно обогащаться за счет того, что имеешь к чему стремиться. Ведь стремиться и значит жизнь. Иначе нас ждет нравственный, моральный и душевный упадок. Мы испорчены деньгами, обществом, мы испорчены своей материальностью. Все о чем мы мечтаем - деньги, либо вещи которые были бы нашими, если бы мы обладали деньгами, слава, и все прилегающие к ней привилегии, любовь, определенного человека. Наши мечты и фантазии материализовались вместе с внешним миром, и это ведет нас к неизбежной гибели. Роман, заставляет нас задумываться над нашими «американскими мечтами» и анализировать не только поведение и характер Гэтсби, но и самих себя.

«Великий Гэтсби» - роман в котором одну из важнейших тем занимает общество, поэтому он бесспорно социальный роман, вместивший в себя и людей и взгляды того времени. Он несет в себе важнейшее поучение жизни. Роман «Великий Гэтсби» является социальным романом об американском обществе в 1920-е годы, романом об американской мечте, одним из великих произведений.

Список использованной литературы

1. Засурский Я.Н. «История американской литературы» под ред. проф. Н.И. Самохвалова. Часть II. М.: Просвещение, 1971;

2. Зверев А. «Фрэнсис Скотт Фицджеральд. Портрет в документах», публицистика. М.: Прогресс, 1984;

3. Петрухина М. «Великий Гэтсби» вступительная статья - М.: Высшая школа, 1984;

4. Старцев А.И. «От Уитмена до Хемингуэя» 2-е издание, дополненное - М.: Советский писатель, 1981;

5. Фицджеральд Ф.С. - «Великий Гэтсби» - М.: Художественная литература, 1990;

6. А. Н. Горбунов. Романы Френсиса Скотта Фитцджеральда, глава ««Великий Гэтсби» - зрелость мастерства»

7. Н. Б. Колесникова Роман Ф. Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби»

8. Л. Романчук. Проблематика героя в романе Фицджеральда "Великий Гэтсби"

9. А. Старцев. Скотт Фицджеральд и его роман "Великий Гэтсби"

10. http://fitzgerald.narod.ru/critics-rus/gorbunov-romani20.html - А. Горбунов. Романы Скотта Фицджералда 20-х годов

11. «Ночь нежна» (Tender Is the Night), Фрэнсис Скотт Фицджеральд 1934 год

12. http://fitzgerald.narod.ru/critics-rus/kolesnikova-gatsby.html - Н. Колесникова. роман Ф.С. Фицджеральда "Великий Гэтсби"

13. http://www.ksu.ru/fil/kn2/index.php?sod=40 - А. Усманова. особенности сюжета и композиции в романе Ф. "Великий Гэтсби"

14. http://fitzgerald.narod.ru/critics-eng/eliot-pismo.html - Т.С. Элиот. Письмо по поводу "Великого Гэтсби"

15. Д. Олдридж. Жизнь Гэтсби

16. А. Горбунов. Романы Ф.С. Фицджеральда

17. Ю. Лидский. Скотт Фицджеральд - творчество

18. http://fitzgerald.narod.ru/critics-rus/petruh.html - М. Петрухина. "Великий Гэтсби" и мир Ф.С. Фицджеральда

19. Т. Г. Голенпольский, В. П. Шестаков. "Американская мечта" в литературе США: "Американская трагедия"

20. Н. Л. Иткина. Роман Ф.С. Фицджеральда "Великий Гэтсби": композиция, герой, образный строй

21. Ю. В. Ковалев. «Американская мечта» в творчестве Ф.-С. Фицджеральда

22. В. М. Толмачев. Композиционное своеобразие «Великого Гэтсби» Ф. С. Фицджеральда

23. Н. Б. Колесникова «Американская трагедия» талантливого интеллигента в США

24. А. Старцев Скотт Фицджеральд и его роман "Великий Гэтсби"

25. А. Старцев. Горькая судьба Фицджеральда

26. Аллен У. Традиция и мечта. М., 1970.

27. Горбунов А.Н. Романы Скотта Фицджеральда. М., 1974.

28. Старцев А. Горькая судьба Фицджеральда. "Иностранная литература", №2, 1965.

29. Мендельсон М. "Второе зрение" Скотта Фицджеральда. "Вопросы литературы", №3, 1965.

30. Фицджеральд Ф.С. М., 1965.

31. Ф. Бегбедер в обозрении "Лучшие книги XX века"

32. Концептосфера художественного произведения и средства ее объективации в переводе. На материале романа Ф. С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» и его переводов на русский язык Наталья Владимировна Александрович 2009

33. Виноградов В.В. О формах слов // Изв. АН. СССР. Огд-ие лит и яз - 1944 - Т4

34. Арнольд И.В. Стилистика. Современный английский язык. Учебник для вузов. Флинт. Наука. 2005 - 420 с.

35. Solomon L. V. “Meaning” a word for all seasons // American speech - 1966, May - 180 р.

36. F. Scott Fitzgerald "The Great Gatsby", М., 2002 - 210 р.

37. Riffareterre M. Stylistic Context // word - V16 №2, August, 1960 - 245 р.

38. Комиссаров В.Н. Современное переводоведение / Уч. пособие, М., 2001 - 310 с.

39. Пиввуева Ю.В., Двойнина Е.В., Пособие по теории перевода на англ. материале. - М: Филоматис, 2005 - 200 с.

40. Амосова Н.Н. Основы англ. фразеологии, Л., 1963

Размещено на Allbest.ru