Символизм

Символизм как первое и самое значительное из модернистских течений в России. Идея всеединства философского учения Вл. Соловьева. Философия и эстетика символизма. Циклизация в творчестве М. Цветаевой. В. Брюсов как историк русской и европейской литературы.

Рубрика Литература
Вид контрольная работа
Язык русский
Дата добавления 18.12.2009
Размер файла 74,4 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Бич жандармов, Бог студентов,

Желчь мужей, услада жен,

Пушкин в роли - монумента?

Гостя каменного? - он.

Вскоре свершилась Октябрьская революция, которую Марина Цветаева не приняла и не поняла. С нею произошло поистине роковое происшествие. Казалось бы, именно она со всей своей бунтарской натурой своего человеческого и поэтического характера могла обрести в революции источник творческого одушевления. Пусть она не сумела бы понять правильно революцию, её цели и задачи, но она должна была, по меньшей мере, ощутить её, как могучую и безграничную стихию.

В литературном мире она по-прежнему держалась особняком. В мае 1922 года Цветаева со своей дочерью уезжает за границу к мужу, который был белым офицером. За рубежом она жила сначала в Берлине, потом три года в Праге; в ноябре 1925 года она перебралась в Париж. Жизнь была эмигрантская, трудная, нищая. Приходилось жить в пригороде, так как в столице было не по средствам. Поначалу белая эмиграция приняла Цветаеву, как свою, её охотно печатали и хвалили. Но вскоре картина существенно изменилась. Прежде всего для Цветаевой наступило жёсткое отрезвление. Белоэмигрантская среда с мышиной возней и яростной грызней всевозможных "фракций" и "партий" сразу же раскрылась перед поэтессой во всей своей жалкой и отвратительной наготе. Постепенно её связи с белой эмиграцией рвутся. Её печатают всё меньше и меньше, некоторые стихи и произведения годами не попадают в печать или вообще остаются в столе автора. Решительно отказавшись от своих былых иллюзий, она ничего уже не оплакивала и не придавалась никаким умилительным воспоминаниям о том, что ушло в прошлое. В её стихах зазвучали совсем иные ноты:

От вчерашних правд

В доме смрад и хлам.

Даже самый прах

Подари ветрам!

Дорогой ценой купленное отречение от мелких "вчерашних правд" в дальнейшем помогло Цветаевой трудным, более того, мучительным путём с громадными издержками, но всё же прийти к постижению большой правды века. Вокруг Цветаевой всё теснее смыкалась глухая стена одиночества. Ей некому прочесть, некого спросить, не с кем порадоваться. В таких лишениях, в такой изоляции она героически работала как поэт, работала, не покладая рук. Вот что замечательно: не поняв и не приняв революции, убежав от неё, именно там, за рубежом, Марина Ивановна, пожалуй, впервые обрела трезвое знание о социальном неравенстве, увидела мир без каких бы то ни было романтических покровов.

Самое ценное, самое несомненное в зрелом творчестве Цветаевой - её неугасимая ненависть к "бархатной сытости" и всякой пошлости. В дальнейшем творчестве Цветаевой всё более крепнут сатирические ноты. В то же время в Цветаевой всё более растёт и укрепляется живой интерес к тому, что происходит на покинутой Родине. «Родина не есть условность территории, а принадлежность памяти и крови, - писала она, - Не быть в России, забыть Россию может бояться только тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри - тот теряет её лишь вместе с жизнью». С течением времени понятие "Родина" для неё наполняется новым содержанием. Поэт начинает понимать размах русской революции, она начинает чутко прислушиваться к "новому звучанию воздуха". Тоска по России сказывается в таких лирических стихотворениях, как «Рассвет на рельсах», «Лучина», «Русской ржи от меня поклон», «О, неподатливый язык...», сплетается с думой о новой Родине, которую поэт ещё не видел и не знает, - о Советском Союзе, о его жизни, культуре и поэзии.

Покамест день не встал

С его страстями стравленными,

Из сырости и шпал

Россию восстанавливаю.

Из сырости и свай,

Из сырости и серости.

Покамест день не встал

И не вмешался стрелочник.

К 30-м годам Марина Цветаева совершенно ясно осознала рубеж, отделивший её от белой эмиграции. Важное значение для понимания поэзии Цветаевой имеет цикл «Стихи к сыну». Здесь она во весь голос говорит о Советском Союзе, как о новом миpе новых людей, как о стране совершенно особого склада и особой судьбы, неудержимо рвущейся вперёд - в будущее.

Ни к городу и ни к селу -

Езжай, мой сын, в свою страну, -

В край - всем краям наоборот!

Куда назад идти - вперёд

Идти, - особенно - тебе,

Руси не видавшие.

Нести в трясущихся горстях:

"Русь - это прах, чти - этот прах!"

От неиспытанных утрат

Иди - куда глаза глядят!

Нас родина не позовёт!

Езжай, мой сын, домой - вперед -

В свой край, в свой век, в свой час - от нас -

В Россию - вам, в Россию - масс,

В наш - час - страну! В сей - час - страну!

В на - Марс - страну! В без - нас страну!

Русь для Цветаевой - достояние предков, Россия - не более, как горестное воспоминание "отцов", которые потеряли родину, и у которых нет надежды обрести её вновь, а "детям" остается один путь - домой, на единственную родину, в Россию. Столь же твёрдо Цветаева смотрела и на своё будущее. Она понимала, что её судьба - разделить участь "отцов". У неё не хватало мужества признать историческую правоту тех, против которых она так безрассудно восставала. Личная драма поэтессы переплеталась с трагедией века. Она увидела звериный оскал фашизма и успела проклясть его. Последнее, что Цветаева написала в эмиграции - цикл гневных антифашистских стихов о растоптанной Чехословакии, которую она нежно и преданно любила. Это - поистине "плач гнева и любви". Цветаева теряла уже надежду - спасительную веру в жизнь. Эти стихи её - как крик живой, но истерзанной души:

О, чёрная гора,

Затягивая весь свет!

Пора-пора-пора

Творцу вернуть билет.

Отказываюся - быть

В Бедламе - нелюдей

Отказываюсь - жить

С волками площадей.

На этой ноте последнего отчаяния оборвалось творчество Цветаевой. Дальше осталось просто человеческое существование. И того в обрез. В 1939 году Цветаева восстанавливает своё советское гражданство и возвращается на родину. Тяжело ей дались эти семнадцать лет на чужбине. Она мечтала вернуться в Россию "желанным и жданным гостем". Но так не получилось. Личные её обстоятельства сложились плохо: муж и дочь подвергались необоснованным репрессиям. Цветаева поселилась в Москве, готовила сборник стихотворений. Но тут грянула война. Превратности эвакуации забросили Цветаеву сначала в Чистополь, а затем в Елабугу. Тут-то её и настигло одиночество, о котором она с таким глубоким чувством сказала в своих стихах. Измученная, потерявшая веpу, 31 августа 1941 года Маpина Ивановна Цветаева покончила жизнь самоубийством.

Могила её затерялась. Долго пришлось ожидать и исполнения её юношеского пророчества, что её «стихам, как драгоценным винам, настанет свой черёд". Марину Цветаеву - поэта не спутаешь ни с кем другим. Её стихи можно безошибочно узнать - по особому распеву, неповоротным ритмам, необщей интонацией. С юношеских лет уже начала сказываться особая цветаевская хватка в обращении со стихотворным словом, стремление к афористической чёткости и завершённости. Подкупала также конкретность этой домашней лирики. При всей своей романтичности юная Цветаева не поддалась соблазнам того безжизненного, мнимого, многозначительного декадентского жанра. Марина Цветаева хотела быть pазнообpазной, она искала в поэзии различные пути.

Цветаева - большой поэт, и вклад её в культуру русского стиха ХХ века значителен. Наследие Марины Цветаевой велико и трудно обозримо. Среди созданного Цветаевой, кроме лирики - семнадцать поэм, восемь стихотворных драм, автобиографическая, мемуарная, историко-литературная и философско-критическая проза. Её не впишешь в рамки литературного течения, границы исторического отрезка. Она необычайно своеобразна, тpудноохватима и всегда стоит особняком. Одним близка её ранняя лирика, другим - лирические поэмы, кто-то предпочтёт поэмы-сказки с их могучим фольклорным разливом, некоторые станут поклонниками проникнутых современным звучанием трагедий на античные сюжеты, кому-то окажется ближе философская лирика 20-х годов, иные предпочтут прозу или литературные письмена, вобравшие в себя неповторимость художественного мироощущуния Цветаевой. Однако всё, ею написанное, объединено пронизывающей каждое слово могучей силой духа.

«Цветаева - звезда первой величины. Кощунство кощунств - относиться к звезде, как к источнику света, энергии или источнику полезных ископаемых. Звезды - это всколыхающая духовный мир человека тревога, импульс и очищение раздумий о бесконечности, которая нам непостижима...» - так отозвался о творчестве Цветаевой латвийский поэт О.Вициетис, и он был очень прав.

3. Восток и Запад в творчестве Вл. Соловьёва, Д. Мережковского, В. Брюсова, И. Бунина

3.1 Идея всеединства философского учения Вл. Соловьёва

Самой яркой фигурой в русской философии второй половины XIX века был Владимир Сергеевич Соловьёв. Он с самого начала своего философского творчества был необычно самостоятельным. Соловьёв обладал редкой способностью быстро освоить, изучить значительное число источников, в том числе и древних авторов, а затем очень критично и обстоятельно их проанализировать. Огромное влияние на мировоззрение Соловьёва оказали труды Платона. Известно, что он даже предпринял попытку перевести все диалоги Платона на русский язык и только смерть помешала ему довести это дело до конца.

Владимир Соловьёв высоко ценил идеализм Платона, его идеальное мировоззрение, но считал, что одними идеями преобразовать жизнь невозможно. А потому, идея должна быть воплощена материально, не потеряв своего смысла. Соловьёв считал, что стать действительным сверхчеловеком только силой ума и гениальности невозможно.

Соловьёв, создавая свою философскую систему, обращался к трудам и других европейских философов. В частности к Шеллингу, Канту, Гегелю. Также как и эти немецкие философы, он высоко ценил человеческий разум, но по ряду принципиальных вопросов расходился с ними. Главное принципиальное различие заключалось уже в том, что Владимир Соловьёв с начала и до конца ориентировался на христианское богословие, в то время как немецкие философы в той или иной мере отходили от христианства.

По своему мировоззрению он был всесторонним учёным, то есть в своих теоретических трудах он выступал не только как философ, но и старался представить цельное, синтетическое знание.

Соловьёв глубоко знал не только теологию, но и хорошо знал художественную литературу. Он считается выдающимся публицистом и художественным критиком.

Таким образом, философ Владимир Соловьёв выступает как многосторонний исследователь. Важное место в его философском творчестве занимает учение о Софии и о Богочеловечестве. Его сочинения «Чтения о Богочеловечестве» позволяют уяснить представления Соловьёва о смысле жизни и о смысле исторического процесса.

Центральная идея философии Соловьёва - идея всеединства. Основной принцип всеединства: “Всё едино в Боге”. Бог у Соловьёва - абсолютная личность: любящая, милостивая, волевая, которая обеспечивает материальное и духовное единство мира. Философ характеризует Бога как “космический разум”, “существо сверхличное”, “особую организующую силу, действующую в мире”.

Соловьёв был сторонником диалектического подхода к действительности. По его мнению, действительность нельзя рассматривать в застывших формах. Самый общий признак всего живущего состоит в последовательности изменений. Непосредственным субъектом всех изменений в мире выступает у Соловьёва мировая душа, обладающая особой энергией, которая одухотворяет всё существующее. Однако деятельность мировой души нуждается в божественном импульсе. Этот импульс проявляется в том, что Бог даёт мировой душе идею всеединство как определяющую форму всей его деятельности. Эта вечная божественная идея в системе Соловьёва получила название Софии - мудрости. Основой и существом мира является “душа мира” - София, которую следует рассматривать как связующее звено между творцом и творением, придающее общность Богу, миру и человечеству.

Механизм сближения Бога, мира и человечества раскрывается в философском учении Соловьёва через концепцию богочеловечества. Реальным и совершенным воплощением богочеловечества, по Соловьёву, выступает Иисус Христос, являющийся, согласно христианскому догмату, и полным богом, и полным человеком. Его образ служит не только идеалом, к которому должен стремиться каждый индивидуум, но и высшей целью развития всего исторического процесса.

На этой цели базируется соловьёвская историософия. Целью и смыслом всего исторического процесса является одухотворение человечества, соединение человека с Богом, воплощение богочеловечества. Недостаточно, считает Соловьёв, чтобы совпадение божественного с человеческим произошло только в лице Иисуса Христа. Необходимо, чтобы соединение состоялось реально - практически и при том, не в отдельных людях (в “святых”), а в масштабах всего человечества. Первичным условием на пути к богочеловечеству является принятие вероучения христианства. Христос открыл человеку всеобщие моральные ценности, создал условия для его нравственного совершенствования. Приобщаясь к учению Христа, человек идёт по пути своего одухотворения. Этот процесс занимает весь исторический период жизни человечества. Человечество придёт к торжеству мира и справедливости, правды и добродетели, когда его объединяющим началом станет воплощённый в человеке Бог, переместившийся из центра вечности в центр исторического процесса. Общественное устройство предполагает, с точки зрения Соловьёва, единство “вселенской церкви” и монархического господства, слияние которых должно привести к образованию “свободной теократии”. В гносеологическом аспекте принцип всеединства реализуется через концепцию цельного знания, представляющую собой неразрывную взаимосвязь трёх разновидностей этого знания: имперического (научного), рационального (философского) и мистического (созерцательно-религиозного). В качестве предпосылки, основополагающего принципа цельное знание предполагает веру в существование абсолютного начала - Бога.

В утверждении Соловьёва об истинном знании как синтезе имперического, рационального и мистического познания является основанием для вывода о необходимости единства науки, философии и религии. Подобное единство, которое он называет “свободной теософией” позволяет рассматривать мир как завершённую систему, обусловленную всеединством или Богом.

3.2 Летописец исканий души русской

Отличительные черты разнообразной деятельности Мережковского - преобладание головной надуманности над непосредственным чувством. Обладая обширным литературным образованием и усердно следя за европейским литературным движением, Мережковский почти всегда вдохновляется настроениями книжными.

Менее всего Мережковский интересен как поэт. Стих его изящен, но образности и одушевления в нем мало, и, в общем, его поэзия не согревает читателя. Он часто впадает в ходульность и напыщенность. По содержанию своей поэзии Мережковский сначала всего теснее примыкал к Надсону. Не будучи "гражданским" поэтом в тесном смысле слова, он охотно разрабатывал такие мотивы, как верховное значение любви к ближнему («Сакья-Муни»), прославлял готовность страдать за убеждения («Аввакум») и т.п. На одно из произведений первого периода деятельности Мережковского - поэму «Вера» - выпал самый крупный успех его как поэта; живые картины духовной жизни молодежи начала 1880-х годов заканчивается призывом к работе на благо общества.

С конца 1880-х годов Мережковского захватывает волна символизма и ницшеанства. Мистицизма или хотя бы романтизма в ясном до сухости писательском темпераменте Мережковского совершенно нет, почему и "символы" его переходят в ложный пафос и мёртвую аллегорию. Широко задумана "трилогия" Мережковского, долженствующая изобразить борьбу Христа и Антихриста во всемирной истории. Крайняя искусственность замысла, мало заметная в первом романе, ярко выступила на вид, когда трилогия была закончена. Если ещё можно было усмотреть борьбу Христа с Антихристом в лице Юлиана отступника, то уже чисто внешний характер носит это сопоставление в применении к эпохе Ренессанса, когда с возрождением античного искусства якобы "воскресли боги" древности. В третьей части трилогии сопоставление держится исключительно на том, что раскольники усмотрели Антихриста в Петре. Самый замысел сопоставления Христа и Антихриста не выдерживает критики; с понятием о Христе связано нечто бесконечно-великое и вечное, с понятием об Антихристе - исключительно суеверие. То же самое можно сказать и о другом лейтмотиве трилогии - заимствованной у Ницше мысли, что психология переходных эпох содействует нарождению сильных характеров, приближающихся к типу "сверх-человека": представление о "переходных" эпохах противоречит идее непрерывности всемирной истории и постепенности исторической эволюции. Особенно очевидна искусственность этой идеи в применении к Петру; в исторической науке прочно установился взгляд, что Петровская реформа была лишь эффектным завершением задолго до того начавшегося усвоения европейской культуры. В чисто художественном отношении выше других первый роман. В нем много предвзятости, психология Юлиана-Отступника полна крупнейших противоречий, но отдельные подробности разработаны порой превосходно. Предприняв поездку в Грецию, тщательно ознакомившись с древней и новой литературой о Юлиане, автор проникся духом эллинизма и сумел передать не только внешний быт античности, но и самую её сущность. В «Воскресших богах» Мережковский с особенным увлечением отдался той стороне ницшеанства, которая заменяет мораль преклонением перед силой и ставит искусство "по ту сторону добра и зла". Мережковский на всём протяжении романа подчёркивает полное нравственное безразличие великого художника, вносящего одно и то же воодушевление и в постройку храма, и в план особого типа домов терпимости, в придумывание разных полезных изобретений, и в устройство "уха тирана Дионисия", с помощью которого сыщики незаметно могут подслушивать. Вторая часть трилогии, как и третья - не вполне художественные произведения; не меньше половины занимают выписки из подлинных документов, дневников и т.п. Ещё меньше можно причислить оба романа к подлинной истории. Благодаря, однако, хотя и тенденциозной, но яркой мысли, подкреплённой колоритными цитатами, «Воскрешение Боги» - одна из интереснейших книг по Ренессансу; это признано даже в богатой западноевропейской литературе. В третьей части трилогии Пётр "Великий" в значительной степени меркнет, и на первый план выступает Пётр более "Грозный", чем "Грозный" царь Иван. Перед нами проходят картины дикого распутства, безобразнейшего пьянства, грубейшего сквернословия и во всей этой азиатчине главную роль играет великий насадитель "европеизма".

Мережковский сконцентрировал в одном фокусе всё зверское в Петре. Новую серию исторических тем Мережковский начал драмой «Павел I» и большим

романом «Александр I». Личность Павла и трагедия его смерти освещены автором самостоятельно, без принижения личности императора. Александровская эпоха разработана довольно поверхностно, а декабристское движение - даже легкомысленно. Стремясь отыскать в декабристах "человеческое, слишком человеческое", автор затушевал в них то несомненно геройское, которое в них было. В критических работах своих Мережковский отстаивает те же принципы, которых держится в творческой деятельности. В первых его статьях, например, о Короленке, ещё чувствуется струя народничества начала 80-х годов, почти исчезающая в книжке «О причинах упадка современной литературы», а в позднейших статьях, уступающая место не только равнодушию к прежним идеалам, но даже какому-то вызывающему презрению к ним. В 1890-х годах мораль ницшевских "сверхчеловеков" так увлекает Мережковского, что он готов отнести стремление к нравственному идеалу к числу мещанских условностей и шаблонов. В книжке «О причинах упадка современной русской литературы» не мало метких характеристик, но общая тенденция неясна; автор ещё не решался вполне определённо поставить скрытый тезис своего этюда - целебную силу и утилитарной школы русской критики, но собственные его статьи очень тенденциозны. Так, поглощённый подготовительными работами для второго романа трилогии, он в блестящем, но крайне парадоксальном этюде о Пушкине находил в самом национальном русском поэте "флорентинское" настроение. В период увлечения религиозными проблемами Мережковский подходил к разбираемым произведениям по преимуществу с богословской точки зрения. Эта специальная точка зрения не помешала, однако, исследованию Мережковского о Толстом и Достоевском стать одним из самых оригинальных явлений русской критики. Сам художник, Мережковский тонко анализирует сущность художественной манеры Толстого, которого характеризует как ясновидца плоти, в противоположность ясновидцу духа - Достоевскому. Замечательно владея искусством перемешивать собственное изложение искусно подобранными цитатами, Мережковский сделал из своего исследования одну из увлекательнейших русских книг.

Как в исследовании о Толстом и Достоевском, так и в других статьях попытки Мережковского обосновать новое религиозное миросозерцание сводятся к следующему. Мережковский исходит из старой теории дуализма. Человек состоит из духа и плоти. Язычество "утверждало плоть в ущерб духу", и в этом причина того, что оно рухнуло. Христианство церковное выдвинуло аскетический идеал "духа в ущерб плоти". В действительности же Христос "утверждает равноценность, равносвятость Духа и Плоти" и "Церковь грядущая есть церковь Плоти Святой и Духа Святого". Рядом с "историческим" и уже "пришедшим" христианством должна наступить очередь и для "апокалипсического Христа". В человечестве теперь обозначилось стремление к этому "второму Христу". Официальное, "историческое" христианство Мережковского называет "позитивным", т.е. успокоившимся, остывшим. Оно воздвигло перед человечеством прочную "стену" определенных, окаменевших истин и верований; оно не дает простора фантазии и живому чувству. В частности "историческое" христианство, преклоняющееся перед аскетическим идеалом, подвергло особенному гонению плотскую любовь.

Для "апокалипсических" чаяний Мережковского вопрос пола есть по преимуществу "наш новый вопрос"; он говорит не только о "Святой Плоти", но и о "святом сладострастии". Этот довольно неожиданный переход от религиозных чаяний к сладострастию смущает и самого Мережковского. В ответ на обвинения духовных критиков он готов признать, что в его отношении к "историческому христианству" есть "опасность ереси, которую можно назвать, в противоположность аскетизму, ересью астартизма, т.е. кощунственного смешения и осквернения духа плотью". Несравненно ценнее другая сторона религиозных исканий Мережковского.

Второй из его "двух главных вопросов, двух сомнений" - "более действенный, чем созерцательный вопрос о бессознательном подчинении исторического христианства языческому Imperium Romanum": об отношении церкви к государству. Став в начале 1900-х годов во главе "религиозно-философских" собраний, Мережковский подверг резкой критике всю нашу церковную систему, с её полицейскими приёмами насаждения благочестия. Эта критика, исходящая от кружка людей, заявлявших, что они не атеисты и не позитивисты, а искатели религии, в своё время произвела сильное впечатление. Как публицист, Мережковский слишком неустойчив в своих симпатиях и антипатиях, чтобы иметь серьезное влияние. Он выступал и как апологет самодержавия, и как защитник идей диаметрально-противоположных.

3.3 Историк русской и европейской литературы

Научную поэзию Брюсова обыкновенно ставят в связь только с естественными науками. Между тем она не меньшим обязана всемирной истории.

Послеоктябрьская историческая поэзия Брюсова коренным образом отличается от дооктябрьской - главенствующее место в ней занимают уже не образы исторических деятелей, а напряженные попытки охватить и показать историю человечества как единый и закономерный, при всем обилии случайностей, процесс. И если в венке сонетов «Светоч мысли» (1918) история представала еще все же как последовательность или совокупность отдельных картин, то в стихах последних сборников Брюсова преобладает стремление к синтетическому, целостному отображению самого движения истории, в котором лишь высветляются время от времени, то тут, то там отдельные участки, и сближение и сопоставление личностей и событий проводится в соответствии не столько с хронологией, сколько с их смыслом и функцией.

Октябрьская революция в стихах Брюсова как бы собирала в едином фокусе «волны времен» и представала как веха на пути к грядущему единству человечества:

Мир раскололся на две половины:

Они и мы! Мы - юны, скудны, - но

В века скользим с могуществом лавины,

И шар земной сплотить нам суждено!

(«Магистраль», 1924)

В этих стихах дана первая наметка темы, которая потом станет в советской поэзии (например, в заграничных стихах Маяковского и в творчестве Антокольского 20-х годов) одной из ведущих.

Но и естественнонаучная ветвь брюсовской научной поэзии не в меньшей степени была порождением революционных дней. В молодые годы, на рубеже столетий, Брюсов при всех его научных устремлениях и жажде познания относился к науке несколько настороженно. Его смущали ее претензии на монопольное воплощение всего человеческого знания и на полное и окончательное объяснение мира. И такое отношение имело под собой известное объективное основание. Во всяком случае, развитие физики в конце XIX века даже многим физикам казалось завершенным, а картина мира в основном построенной. Лишь где-то на периферии незначительным облачком белел опыт Майкельсона по определению скорости света. Но это облачко предвещало грозу. В 1900 г. Макс Планк формирует идею квантов, и этот год становится датой рождения физики XX в. Это стало началом лавины: Эйнштейн, Минковский, Бор, Резерфорд, позднее Борн, Гейзенберг, Де-Бройль наносят удар за ударом по позициям механистического и позитивистского естествознания. Действительность снова оказалась глубже продуманных и законченных схем. Ощущения, вызванные новыми открытиями, хорошо переданы замечательным советским физиком С. И. Вавиловым:

«Современному физику порою кажется, что почва ускользает из-под ног и потеряна всякая опора. Головокружительное ощущение, испытываемое при этом, схоже с тем, которое пришлось пережить астроному-староверу времен Коперника, пытавшемуся постичь неподвижность движущегося небесного свода и солнца».

Стихотворение «Принцип относительности» передает непосредственные ощущения, вызванные научным открытием. В ряде других стихов известные науке факты служат Брюсову только отправной точкой для собственных размышлений. Если читателю «Принципа относительности» не обязательно быть знакомым с эйнштейновской теорией - он и так поймет выраженные в стихах ощущения поэта, то читатель «Мира электрона» должен все же знать хотя бы то, что электрон - это микроскопически малая частица материи. Требование это для читателя не слишком обременительно, а поэту оно дает совершенно новые возможности.

Конечно, большинство этих гипотез так и останется только гипотезами. Но иначе и не должно быть: искусство - путь познания мира, равноправный с наукой, но отличный от нее. Гипотетические ситуации интересуют Брюсова не сами по себе, а как средство выявления и постановки коренных, глубинных проблем человеческого бытия, среди которых есть и давно знакомые философии и поэзии, и новые, возникающие в связи с проникновением человека в строение мира и его выходом в космос. В конце концов не так уже важно, действительно ли на электроне есть разумное население - эта гипотеза прежде всего способ художественно представить антропоцентризм цивилизации. У нас, знающих размеры электрона, крики его обитателей, «что бог свой светоч погасил», могут вызвать только улыбку, но и нам не стоит слишком гордиться - рядом с «Миром электрона» поэт ставит предвосхищающее «Формулу Лимфатера» Станислава Лема стихотворение «Мир N измерений», где показывает развитую цивилизацию, рядом с которой жители Земли - только робкие дети. Так средствами поэзии Брюсов вскрывает неисчерпаемость я безграничное многообразие мира. И не следует бояться, что, показывая «Мир N измерений», поэт выражает неверие в возможности человека, в ценность человеческой жизни. Всей своей поэзией Брюсов говорит, что вся бесконечность и все величие мира не только не подавляет и не обесценивает человека и его стремления, но, напротив, лишь подчеркивает смелость его свершений. Еще в 1907 г. писал он:

Пусть боги смотрят безучастно

На скорбь земли: их вечен век.

Но только страстное прекрасно

В тебе, мгновенный человек!

(«Служителю муз»)

И когда в последние годы перед его поэзией распахнулись дали времен и пространства Вселенной, когда его стихи вобрали в себя и путь, пройденный человечеством на Земле, и путь, проделанный им вместе с Землей в космосе, перед ним не могла не встать снова проблема ценности жизни и всего человечества, и отдельного человека. Не исчезает ли она перед лицом мировых бездн? Как не растеряться перед лицом бесконечного движения, перед грандиозностью мира? Где найти точку опоры? Недаром страх и растерянность так часто сопутствовали новым научным открытиям. И вот оказывается, что эту точку опоры - «где стать» - Брюсов, которого обвиняли в релятивизме, в космизме, в недостатке человечности, находит на Земле, в самом обычном окружении и в делах человека, в неповторимой индивидуальности существования:

И поклонникам кинув легенды да книги,

Оживленный, быть может, как дракон на звезде,

Что буду я, этот -- не бездонное ль nihil.

Если память померкла на земной борозде?

(«Nihil -- Ничто». 1922)

Смысл веков не броженье ль во тьме пустой?

Время, место -- мираж прохожий!

Только снег, зелень трав, моря мантия,

Сговор губ к алтарю Селены --

Свет насквозь смертных слов, пусть обман тая,

Нам наш путь в глубину Вселенной!

(«Pou sto -- Где бы стать», 1922)

Пусть снисходительно улыбаются обитатели «Мира N измерений» -- для самих людей их жизнь не обесценивается, не теряет смысла и прелести. Так в последний раз перед лицом безграничного космоса признавался Брюсов в своей неистребимой любви к миру и жизни.

3.4 Певец русской природы

Поэзия Ивана Бунина завоевала особое место в истории русской литературы благодаря многим, только ей присущим достоинствам. Певец русской природы, мастер философской и любовной лирики, Бунин продолжал классические традиции, открывая неизведанные возможности "традиционного" стиха. Бунин активно развивал достижения "золотого века" русской поэзии, никогда не отрываясь от национальной почвы, оставаясь русским, самобытным поэтом.

В начале творчества для бунинской поэзии наиболее характерна пейзажная лирика, обладающая удивительной конкретностью, точностью обозначений. С 1900-х годов поэт обращается к лирике философской. Бунина интересует как отечественная история с её легендами, сказками, преданиями, так и истоки исчезнувших цивилизаций, древний Восток, античная Греция, раннее христианство. Библия и Коран - любимое чтение поэта в этот период. И всё это находит своё воплощение в поэзии и в прозе писать Философская лирика проникает в пейзажную и преображает ее. По своему эмоциональному настроению любовная лирика Бунина трагедийна.

Сам И. Бунин считал себя, прежде всего поэтом, а уж потом прозаиком. И в прозе Бунин оставался поэтом. Рассказ «Антоновские яблоки» (1900) яркое тому подтверждение. Этот рассказ - "стихотворение в прозе" о русской природе.

С начала 1900-х годов начинается сотрудничество Бунина с издательством «Знание», что привело к более близким отношениям Ивана Алексеевича с А.М.Горьким, который руководил этим издательством. Бунин часто печатается в сборниках товарищества «Знание», а в 1902 - 1909 годах в издательстве «Знание» выходит первое Собрание сочинений писателя в пяти томах.

Отношения Бунина с Горьким были неровные. Сначала вроде бы и завязалась дружба, читали друг другу свои произведения, Бунин не раз бывал у Горького на Капри. Но по мере приближения революционных событий 1917 года в России отношения Бунина к Горькому все более становились прохладными.

После 1917 года произошел окончательный разрыв с революционно настроенным Горьким. Со второй половины 1890-х годов Бунин - активный участник литературного кружка «Среда», организатором которого был Н.Д.Телешов. Постоянными посетителями «Сред» были М. Горький, Л. Андреев, А. Куприн, Ю. Бунин и другие. Один раз на «Среде» присутствовали В.Г.Короленко, А.П. Чехов. На заседаниях "Среды" читались и обсуждались авторами их новые произведения. Был заведен такой порядок, что, все могли говорить все, что они думают о данном литературном творении без всяких обид со стороны автора. Обсуждались и события литературной жизни России, подчас разгорались жаркие споры, засиживались далеко за полночь. Нельзя не упомянуть и тот факт, что нередко на собраниях «Среды» пел Ф. И. Шаляпин, а аккомпанировал ему С.В. Рахманинов. Это были незабываемые вечера!

Странническая натура Бунина проявлялась в его страсти к путешествиям. Иван Алексеевич нигде долго не задерживался. Всю жизнь у Бунина никогда не было своего дома, он жил в гостиницах, у родных и друзей. В своих скитаниях по свету он установил для себя определенный распорядок: "...зимой столицы и деревня, иногда поездка за границу, весной юг России, летом преимущественно деревня".

В октябре 1900 года Бунин путешествует с В. П. Куровским по Германии, Франции, Швейцарии. С конца 1903 года и в начале 1904 - Иван Алексеевич вместе с драматургом С. А. Найденовым был во Франции и Италии. В июне 1904 года Бунин ездил по Кавказу. Впечатления от путешествий ложились в основу некоторых рассказов писателя (например, цикл рассказов 1907 - 1911 годов «Тень птицы» и рассказ «Воды многие» 1925 - 1926 годы), открывающих перед читателями еще одну грань творчества Бунина: путевые очерки.

В ноябре 1906 года в Москве в доме писателя Б.К. Зайцева Бунин познакомился с Верой Николаевной Муромцевой (1881 - 1961). Образованная и умная женщина, Вера Николаевна разделила с Иваном Алексеевичем жизнь, став преданным и самоотверженным другом писателя. После его смерти она готовила к изданию рукописи Ивана Алексеевича, написала содержащую ценные биографические данные книгу «Жизнь Бунина» и свои воспоминания «Беседы с памятью». Бунин говорил жене: «Без тебя я ничего не написал бы. Пропал бы!».

Иван Алексеевич вспоминал: «С 1907 года жизнь со мной делит В.Н.Муромцева. С этих пор жажда странствовать и работать овладела мною с особенной силой... Неизменно проводя лето в деревне, мы почти всё остальное время отдали чужим краям. Я не раз бывал в Турции, по берегам Малой Азии, в Греции, в Египте вплоть до Нубии, странствовал по Сирии, Палестине, был в Оране, Алжире, Константине, Тунисе и на окраинах Сахары, плавал на Цейлон, изъездил почти всю Европу, особенно Сицилию и Италию (где три последних зимы мы провели на Капри), был в некоторых городах Румынии, Сербии...".

Осенью 1909 года Бунину присуждена вторая Пушкинская премия за книгу «Стихотворения 1903 - 1906», а также за перевод драмы Байрона «Каин» и книги Лонгфелло «Из золотой легенды». В том же 1909 году Бунин избран почетным академиком Российской Академии наук по разряду изящной словесности. В это время Иван Алексеевич усиленно работает над своей первой большой повестью - «Деревня», которая принесла автору еще большую известность и явилась целым событием в литературном мире России. Вокруг повести разгорелись ожесточенные споры, в основном обсуждалась объективность и правдивость этого произведения. А. М. Горький так отозвался о повести: «Так глубоко, так исторически деревню никто не брал».

В декабре 1911 года на Кипри Бунин закончил повесть "Суходол", посвященную теме вымирания дворянских усадеб и основанную на автобиографическом материале. Повесть имела громадный успех у читателей и литературной критики. Великий мастер слова, И. Бунин изучал фольклорные сборники П.В. Киреевского, Е.В. Барсова, П.Н. Рыбникова и др., производя из них многочисленные выписки. Писатель и сам делал фольклорные записи. «Меня интересует воспроизведение подлинной народной речи, народного языка», - говорил он. Собранные им свыше 11-ти тысяч частушек, народных прибауток писатель называл "неоценимым кладом". Бунин следовал за Пушкиным, писавшим, что "изучение старинных песен, сказок и т. п. необходимо для совершенного знания свойств русского языка".

17 января 1910 года Художественный театр отмечал пятидесятилетие со дня рождения А. П. Чехова. В. И. Немирович-Данченко попросил Бунина выступить с чтением его воспоминаний о Чехове. Иван Алексеевич так рассказывает об этом знаменательном дне: «Театр был переполнен. В литературной ложе с правой стороны сидели родные Чехова: мать, сестра, Иван Павлович с семьей, вероятно, и другие братья, - не помню. Мое выступление вызвало настоящий восторг, потому что я, читая наши разговоры с Антоном Павловичем, его слова передавал его голосом, его интонациями, что произвело потрясающее впечатление на семью: мать и сестра плакали. Через несколько дней ко мне приезжали Станиславский с Немировичем и предлагали поступить в их труппу".

27 - 29 октября 1912 года торжественно отмечалось 25-летие литературной деятельности И. Бунина. Тогда же он был избран почетным членом Общества любителей российской словесности при Московском университете и до 1920 года являлся товарищем председателя, и позднее временным председателем Общества.

В 1913 году 6 октября на праздновании полувекового юбилея газеты «Русские ведомости» Бунин произнес в Литературно-художественном кружке мгновенно ставшую знаменитой речь, направленную против "уродливых, отрицательных явлений" в русской литературе. Когда сейчас читаешь текст этого выступления, то поражает актуальность бунинских слов, а ведь это было сказано 80 лет назад!

Летом 1914 года, путешествуя по Волге, Бунин узнает о начале первой мировой войны. Писатель всегда оставался ее решительным противником. Старший брат Юлий Алексеевич видел в этих событиях начало крушения государственных устоев России. Он предрек: «Ну, конец нам! Война России за Сербию, а затем революция в России. Конец всей нашей прежней жизни!».

Скоро это пророчество начало сбываться... Но, несмотря на все последние события в Петербурге в 1915 году выходит в издательстве А. Ф. Маркса Полное собрание сочинений Бунина в шести тому, как писал автор, туда "входит все, что я считаю более или менее достойным печати".

Книги Бунина «Иоанн Рыдалец: Рассказы и стихи 1912 - 1913 гг.» (М.,1913), «Чаша жизни: Рассказы 1913 - 1914 гг.» (М., 1915), «Господин из Сан-Франциско: Произведения 1915 - 1916 гг.» (М., 1916) содержат в себе лучшие творения писателя дореволюционной поры.

Библиография

1. Русское литературное зарубежье: Хрестоматия для старшеклассников/ составитель профессор А.А. Асоян.- Омск: Издательство ОмГПУ, 1994.- 592с.

2. Лирика 20-х годов. Вступ. слово, сост. и ред. Вакуленко В.Я. Ф., «Кыргызстан», 1976.- 656 с.

3. Русская поэзия ХIX в. Том 2. Издательство «Художественная литература», Москва, 1973.

4. Мережковский Дмитрий Сергеевич. Избранное: Роман, стихотворения, эссе, исследования/состав. А.Горло; Худож. С.Майоров.- Кишинёв: Лит.артистикэ, 1989. - 544 с.

5. Брюсов В.Я. Среди стихов: 1984-1924: Манифесты, статьи, рецензии.- М.: Советский писатель, 1990. - 720 с.

6. Орлов В.Н. Гамаюн: Жизнь Александра Блока: В 2 кн.- М.: ТЕРРА, 1997.- 416с.

7. Сологуб Ф. Тяжёлые сны: Роман; Рассказы/Сост., подгот. текста, вступ. ст., коммент. М.Павловой. - Л.: Худож. лит., 1990.- 368 с., ил.

8. Эфрон А. О Марине Цветаевой: Воспоминания дочери. - М.: Советский писатель, 1989.- 480 с.

9. Русские писатели в Москве. Сборник. Переизд./Сост. Л.П. Быковцева. М.: 1977.- 860 с.

10. Русские писатели. Библиографический словарь. М.: 1990

11. Очерки русской литературы конца 19 - начала 20 веков. Госиздательство художественной литературы. М.: 1952

12. История русской литературы конца 19-начала 20 веков./Высшая школа.М:1984

13. И. А. Бунин. “Рассказы”. М., 1955

14. Т.И. Балакина «История русской культуры», Москва, «Аз», 1996

15. Русский авангард в кругу европейской культуры. Москва, 1993


Подобные документы

  • Символизм как первое и самое значительное из преобразовательных течений в России. Основные этапы становления течения, главные представители. Главное значение синего цвета. А. Блок "Вхожу наверх тропой каменистой". М. Моравская "Польская Богородица".

    презентация [7,1 M], добавлен 30.09.2012

  • Валерий Яковлевич Брюсов - выдающийся российский поэт, драматург, историк, переводчик, литературовед и историк, - краткий очерк его жизни, личностного и творческого становления, значение в культуре России. Творчество Брюсова в контексте символизма.

    реферат [34,9 K], добавлен 02.04.2009

  • Символизм – первое и самое крупное из модернистских течений, возникшее в России и положившее начало "Серебряному веку". Анализ поэзии акмеистов на примере писателя Н. Гумилева. Основные принципы и признаки футуризма. Имажинизм как поэтическое движение.

    реферат [45,8 K], добавлен 07.07.2014

  • Д.С. Мережковский как один из основателей русского символизма, основоположник нового для русской литературы жанра историософского романа, один из пионеров религиозно-философского подхода к анализу литературы, выдающийся эссеист и литературный критик.

    реферат [19,5 K], добавлен 15.03.2011

  • Художественная культура рубежа веков - важная страница в культурном наследии России. Значение "Cеребряного века" для культуры России. Символизм: В.Я. Брюсов, Д.С. Мережковский. Акмеизм: Н.С. Гумилев, А.А. Ахматова. Футуризм: В.В. Маяковский, В.В. Хлебнико

    реферат [39,7 K], добавлен 01.03.2004

  • Рассмотрение основных тем в творчестве А. Пушкина. Исследование поэзии "Серебряного века": символизма, футуризма и акмеизма. Сопоставление произведений автора со стихотворениями А. Блока, А. Ахматовой, М. Цветаевой и Мандельштама; выделение общих тем.

    презентация [5,9 M], добавлен 05.03.2012

  • Символизм как направление в европейском и русском искусстве 1870-1910-х годов. Художественное отображение мира посредством символов. Основные представители символизма в литературе. Максимальное использование звуковых и ритмических средств поэзии.

    презентация [3,7 M], добавлен 07.05.2014

  • Ознакомление с творчеством поэтов серебряного века как ярких представителей эпохи символизма. Использование образа Прекрасной Дамы и Иисуса Христа в лирических произведениях А.А. Блока. Рассмотрение литературной символики имен в поэме "Двенадцать".

    контрольная работа [32,2 K], добавлен 16.09.2010

  • Основные черты русской поэзии периода Серебряного века. Символизм в русской художественной культуре и литературе. Подъем гуманитарных наук, литературы, театрального искусства в конце XIX—начале XX вв. Значение эпохи Серебряного века для русской культуры.

    презентация [673,6 K], добавлен 26.02.2011

  • Основные достижения русской науки порубежной эпохи. Художественные течения серебряного века. Роль меценатов в развитии русской культуры. Сущность терминов "супрематизм", "акмеизм", "конструктивизм", "символизм", "декаданс". Поэзия серебряного века.

    реферат [30,0 K], добавлен 25.01.2017

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.