Жизнь и творчество А.П. Чехова

Автор рассказа прибегает к приему повторения. Туркины в 1-й главе показывают гостям "свои таланты весело, с сердечной простотой" - и в 5-й главе Вера Иосифовна читает гостям свои романы "по-прежнему охотно, с сердечной простотой". Не меняет программы поведения (при всех заменах в репертуаре его шуток) Иван Петрович. Еще более нелеп в повторении своей реплики выросший Пава. И таланты, и сердечная простота - совсем не худшие свойства, которые могут обнаруживать люди. (Туркины в городе С. действительно самые интересные). Но их запрограммированность, заведенность, бесконечная повторяемость в конце концов вызывают в наблюдателе тоску и раздражение.

Остальные же жители города С., не обладающие талантами Туркиных, живут тоже по-заведенному, по программе, о которой и сказать нечего, кроме: "День да ночь - сутки прочь, жизнь проходит тускло, без впечатлений, без мыслей... Днем нажива, а вечером клуб, общество картежников, алкоголиков, хрипунов..."

И вот к последней главе сам Старцев превратился в нечто окостеневшее, окаменевшее ("не человек, а языческий бог"), двигающееся и действующее по некоторой навсегда установившейся программе. В главе описывается то, что Ионыч (теперь все его называют только так) делает изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Куда-то выветрилось, испарилось все живое, что в молодости его волновало. Счастья нет, но есть суррогаты, заменители счастья: покупка недвижимости, угождение и боязливое почтение окружающих. Туркины сохранились в своей пошлости - Старцев деградировал. Не удержавшись даже на уровне Туркиных, он в своем превращении скатился еще ниже, на уровень обывателя "тупого и злого", о презрении к которому он говорил прежде. И это итог его существования. "Вот и все, что можно сказать про него".

За всю жизнь «любовь к Котику была его единственной радостью и, вероятно, последней». Суть любовного признания Старцева состояла в том, что нет слов, способных передать то чувство, которое он испытывает, и что любовь его безгранична. Можно сказать, что молодой человек был не особенно красноречив и находчив в объяснении. Но можно ли на этом основании считать, что все дело в неспособности Старцева к подлинному чувству, что по-настоящему он не любил, не боролся за свою любовь, а потому и не мог увлечь Котика?

В том-то и дело, показывает Чехов, что признание Старцева было обречено на неудачу - каким бы красноречивым он ни был, какие бы усилия ни предпринял, чтобы убедить ее в своей любви.

Котик, как и все в городе С., как все в доме Туркиных, живет и действует по некоторой, как бы заранее определенной программе, составленной из прочитанных книг, питаемой похвалами ее фортепьянным талантам и возрастным, а также наследственным (от Веры Иосифовны) незнанием жизни. Она отвергает Старцева потому, что жизнь в этом городе кажется ей пустой и бесполезной, что сама она хочет стремиться к высшей, блестящей цели, а вовсе не стать женой обыкновенного, невыдающегося человека, да еще с таким смешным именем. Пока жизнь, ход времени не покажут ей ошибочность этой программы, любые слова тут будут бессильны.

Это одна из самых характерных для мира Чехова ситуаций: люди разобщены, они живут каждый со своими чувствами, интересами, программами, своими стереотипами жизненного поведения, своими правдами - и в тот момент, когда кому-то необходимее всего встретить отклик, понимание со стороны другого человека, - тот, другой, в этот момент поглощен своим интересом, программой и т.п.

Здесь, в "Ионыче", чувство влюбленности, которое испытывает один человек, не встречает взаимности из-за того, что девушка, предмет его любви, поглощена своей, единственно интересной для нее в тот момент программой жизни. Потом его не будут понимать обыватели, здесь не понимает любимый человек.

Пожив какое-то время, отпив несколько глотков "из чаши бытия", Котик как будто поняла, что жила не так. Главной своей ошибкой в прошлом она теперь считает то, что тогда не понимала Старцева. Страдание, осознание упущенного счастья делают из Котика Екатерину Ивановну, живого, страдающего человека (теперь у нее "грустные, благодарные, испытующие глаза"). При первом объяснении она категорична, он неуверен, при последнем их свидании категоричен он, она же робка, несмела, неуверенна. Но, увы, происходит лишь смена программ, запрограммированность же, повторяемость остаются.

И вновь они поглощены каждый своим, говорят на разных языках. Она влюблена, идеализирует Старцева, жаждет ответного чувства. С ним же почти завершилось превращение, он уже безнадежно засосан обывательской жизнью, думает об удовольст- вии от "бумажек". Разгоревшись было на короткое время, "огонек в душе погас". От непонимания, одиночества человек, отчуждаясь от окружающих, замыкается в своей скорлупе.

«Ионыч» рассказ о том, как неимоверно трудно оставаться человеком, даже зная, каким следует быть. Рассказ о соотношении иллюзий и подлинной (страшной в своей обыденности) жизни. О реальных, не иллюзорных трудностях бытия.

Действительно ли Чехов так безнадежно смотрит на судьбу человека в мире и не оставляет никакой надежды?

Да, Дмитрий Старцев с неизбежностью идет к превращению в Ионыча, и в его судьбе Чехов показывает то, что может произойти с каждым. Но если Чехов показывает неизбежность деградации, изначально хорошего, нормального человека с незаметным ходом времени, неминуемость отказа от мечтаний и представлений, провозглашаемых в молодости, - значит, действительно он убивает надежды и призывает оставить их у порога жизни? И констатирует вместе с героями: «Как в сущности нехорошо шутит над человеком мать-природа, как обидно сознавать это!»?

Разве не видно в последней главке, как все, что произошло с Ионычем, названо своими именами, резко, прямо? Жадность одолела. Горло заплыло жиром. Он одинок, живется ему скучно. Радостей в жизни нет и больше не будет. Вот и все, что можно сказать про него.

Смысл рассказанной нам истории, таким образом, может быть понят на стыке двух начал. Мать-природа действительно нехорошо шутит над человеком, человек часто бывает обманут жизнью, временем, и трудно бывает понять степень его личной вины. Настолько отвратительно то, во что может превратиться человек, которому дано все для нормальной, полезной жизни, что вывод может быть только одним: бороться с превращением в Ионыча должен каждый - пусть надежд на успех в этой борьбе почти нет.

Жизненный путь Старцева получил в критике разные оценки:

«Ионыч» - повесть о человеке, в душе которого внутренний диалог превратился в обывательский монолог; у которого загорелся было «светлый огонек» и погас; вместе с любовью возникла какая-то другая жизнь и - исчезла, как мираж. «Точно занавес опустился». (...) Не только история о том, как «среда заела» человека, но и беспощадный рассказ о человеке, который, перестав сопротивляться окружающей обывательской среде, утратил все человеческое».

З. Паперный. А. П. Чехов 1960.

«(...)В первых главах рассказа, до отъезда Котика, Чехов представляет Дмитрия Ионыча определенно пустым малым. (...) Скупо, но резко подчеркнута банальность фраз, произносимых Дмитрием Ионычем, а также фальшь и пошлость той высокопарности, в какую он иногда пускается, скажем, объясняясь в любви. (...) Нет, не похож Старцев на труженика- энтузиаста земской врачебной работы. Правильнее будет сказать (...), что Дмитрий Ионыч вступает в рассказ уже обывателем, а не становится им лишь впоследствии. (...) Не женившись, Старцев поумнел, многое понял, стал другим человеком. (...) У него пошла «большая практика». Он вдоль и поперек узнает жизнь города, облик его обитателей. И постепенно приходит к выводу, к исчерпывающей оценке: «...все, что... говорили, было неинтересно, несправедливо, глупо, он чувствовал раздражение, волновался, но молчал».

Вот на какой основе сложились черствость и замкнутость Ионыча. Он молчал, потому что ощутил бесцельность споров; молчал от страшного, безжалостного прозрения. (...) Прежний Старцев, простой малый, на это не способен. (...) Его, возненавидевшего обывательщину, радует, что он избежал обывательщины хотя бы в семейной жизни.

(...)Это трагедия понимания и бессилия. Возненавидев открывшуюся ему мерзость обывательщины, он, однако, и сам не ушел от нее; уродлив и мерзок Ионыч конца рассказа. И все же он как бы «белая ворона» среди обывателей. (...) Ионыч, как черепаха в панцирь, прячется в свою грубость, черствость, алчность (...) от старого, от омерзительного ему уклада жизни».

В. Назаренко. Перечитывая Чехова. 1960

VIII. Смерть Чехова. «Я умер»

Умер Чехов в 1904 году в немецком курортном городе Баденвейлере, куда его перевезли в надежде хотя бы немного продлить его уже угасавшую жизнь. Похоронен Чехов в Москве, на Новодевичьем кладбище.

Чехов прожил недолгую жизнь. Но качество человеческой жизни определяется не ее духовной наполненностью. Жизнь Чехова - великого писателя и замечательного человека - была именно такой.

Перед смертью он попросил поднести ему бокал шампанского, выпил его, улыбнулся и сказал по-немецки, тихо и просто: «Я умираю».