И вот чего не хотим мы понимать: если что-то непременно делается или вдалбливается, значит, это «что-то» кому-то необходимо.

Геккерны и Дантесы живы -- политические и религиозные убийства продолжаются.

Не Жуковского и даже не Лермонтова требовали сбросить с «корабля современности», именно Пушкина -- надо было принизить, опорочить, облить ложью разврата, чтобы затем объявлять: если уж гений сказал или сделал, то нам все дозволено... Да и в гении при сегодняшних средствах информации и монополии на эти средства можно протолкнуть и шизофреника.

Одна из клеветнических акций -- приписывание Пушкину авторства «Гавриилиады». Одна из первых в ХХ веке натяжек по этому вопросу принадлежит В.Брюсову -- его одноименная статья датируется 1908-1918 годами. Бездоказательность Брюсова очевидна. Ни на какую научность такие упражнения претендовать не могут. В статье нет ни одной ссылки на какие-либо документы, автографы или хотя бы на слова современников Пушкина, свидетельствующие об авторстве. Доказательства на эмоциях -- прием, который присваивают себе обычно крапленые гении.

А вот -- доказательства по Брюсову:

«Черновых “Гавриилиады” до нас не дошло, но... мы не можем сомневаться, что существовало два или три варианта поэмы». (И не надо сомневаться: если существовало бы -- дошло.)

«Есть известие (?), что у кн. Вяземского была полная рукопись “Гавриилиады”, писанная Пушкиным, но сохранилась ли она, неизвестно». (Какое «известие», где оно? «Писанная» -- это еще не написанная.)

«Что касается письма Пушкина, которое было передано Государю нераспечатанным, то, как мы говорили, содержание его неизвестно. Возможны два предположения: Пушкин в этом письме называл или того же кн. Д.П. Горчакова, или себя. Есть косвенное указание (?) в пользу второго предположения». (Так и хочется возмутиться: помилуйте, какое «косвенное указание», где оно?! Нет его. А вот Пушкин на авторство указывает -- кн. Д.П. Горчаков.)

«Если в письме А.А. Бестужеву под “Благовещением” разумеется именно “Гавриилиада”, надо будет признать, что Пушкин сам сообщил (?) свою поэму...» (На «если» можно построить любое доказательство, все желаемое объявить истиной.)

Вот и все доказательства, вот и вся система доказательств. Зато есть другие свидетельства, приводимые тем же Брюсовым в той же статье.

Из письменного показания Пушкина:

«...осмелюсь прибавить, что ни в одном из моих сочинений, даже из тех, в коих я наиболее раскаиваюсь, нет следов духа безверия или кощунства над религией. Тем прискорбнее для меня мнение, приписывающее мне произведение жалкое и постыдное».

Далее: Пушкин при официальных свидетелях передает Государю загадочный конверт с загадочными объяснениями. На этом дело и прекращается. В письме же Вяземскому Пушкин прямо указывает на автора «Гавриилиады» -- Д.П. Горчаков. Так что уместно было бы предположить, что в письме Государю Пушкин и указывает имя автора, хотя и просит оставить это в тайне, чтобы не прослыть доносчиком, хотя и на покойного. Пушкин-то ведь берег честь смолоду.

Николай I и после предварительного показания заявил: «...зная лично Пушкина, я его слову верю». Дело кончено.

Да только вот Брюсов, спустя восемьдесят лет, не верит Пушкину, с легкостью заявляя: «Можно ли верить этому отречению? -- Решительно нет». Кроме голословных заявлений, Брюсов предлагает текстологические и стилистические упражнения, но и это все далеко от доказательства.

А вот завершается статья опять же свидетельством кн. Вяземского, что «в последние годы жизни Пушкин не терпел даже упоминания о “Гавриилиаде” в своем присутствии». И ведь полсловом не обмолвился даже после смерти поэта.

Главное же, чего Брюсов не берет в расчет, что напрочь отметает, -- это честь поэта, достоинство гения. И Брюсовы, и Томашевские, и все позднейшее литературоведение буквально обесчестили Пушкина, обвинив его в трусости, в тройной лжи, более того, Пушкин оказался в лжесвидетелях. А ведь Пушкин и погиб, защищая свою честь и честь своей жены. Мог ли он в частном письме ложно показать на кн. Горчакова как на автора «Гавриилиады», если бы сам он и был ее автором? Вот уж -- никак! И пророчески звучат слова юного Лермонтова: «...невольник чести, пал, оклеветанный молвой».

Ни одного документа, ни слова подтверждения современников, ни тени автографа, но увы -- Брюсовы не верят. Брюсовым очень хотелось, чтобы Пушкин непременно был бы автором «Гавриилиады». Зато теперь уже в авторстве вроде бы никто и не сомневается. Подлог свершился -- под «Гавриилиадой» имя Пушкина. Поэма включена в собрание сочинений -- и что до того, что «Пушкин не терпел даже упоминания о “Гавриилиаде” в своем присутствии».

Кому и зачем понадобился такой подлог? Есть о чем подумать.

Любой модернизм, как и любой политический переворот, несет прежде всего разрушение. Разрушить идеалы, авторитеты, религию, традиции -- и человека! -- стихия любого революционного авангардизма. Если, скажем, не разрушать Пушкина, то ведь необходимо подняться до него. Иное дело -- разрушить: любой пигмей на развалинах может объявить себя Муромцем. Брюсов еще все-таки считался с национальным величием Пушкина, но уже Хлебников и далее подмастерье Асеев переступили всякие нормы приличия. Заглянем в «Дневник поэта» Асеева (Л.: Прибой, 1929). Вот так и открывается книга:

«...Стамбул гяуры нынче славят,

А завтра -- кованой пятой

Как змия спящего раздавят.

Стамбул заснул перед бедой!

Мертвый Пушкин! Не о себе ли ты провыл эти строки? В них смертельное предчувствие зверя, как запах, перевито с молитвенным кличем муллы...

Когда-то, кого-то обвиняли в дерзком святотатстве: “сбросить Пушкина”. Но Хлебников первый сумел не увидеть злобную крошку-Дантеса, сказав, что “Пушкин и Лермонтов были застрелены в а м и, как бешеные собаки, за городом, в поле...”»

Кем -- «в а м и»? И это не просто ненависть, не просто неприятие -- это сатанизм, мистическое кощунство -- отрицание не просто поэта, но именно русского, именно православного, именно национального Пушкина. Это месть клеветников России. Впрочем, отрицание не только Пушкина, но и Лермонтова -- и уже иначе воспринимается факт, что два национальных гения -- Пушкин и Лермонтов -- были убиты из одного пистолета. Следовательно, одна партийная рука направляла этот пистолет. И уже ничего не значит кивок «вежливости» Асеева -- «...я вежливо отвечу, что люблю стихи Хлебникова, больше Пушкина»? Коряво, но однозначно.

И подумалось: не потому ли и в конце 80-х годов на пьедестал гениальности вдруг активно начали взволакивать -- Хлебникова. Музей, памятники, чтения, издания -- гений, впрочем, которого не читают. И не смущает полпредов Велемира, что есть и другое мнение, есть хотя бы статья П.В. Палиевского «К понятию гения». Нет, организуется отсчет от своего основоположника: Хлебников-Маяковский-Каменский-Асеев-Безыменский-Вознесенский -- кто следующий? -- имя им Легион.

Видимо, так. Действительно, так. Вот и два направления в литературе: первое шло от народного самосознания и миросозерцания и оформлялось в естественные национальные формы, второе -- в начале ХХ века оформилось и сложилось в конгломерат Хлебникова. Две силы -- созидательная и разрушительная. Беспощадность и жестокость второй настолько звериные, что степень разрушения сегодня обрела трагический характер.

И все-таки пьедестал основоположника занят -- Пушкиным. Ненавистью и словоблудием гения не подменить.

Заключение