С 1820-х годов в Москве утвердилось негласное, но достаточно определенное деление купцов на «бородатых» (или «серых») и «безбородых».

«Бородатые» в основном торговали на внутреннем рынке, чаще в розницу, обороты по большей части имели небольшие, образованности не доверяли и нововведений не любили. «Безбородые» торговали оптом, нередко с заграницей, рисковали, пробовали новые виды товаров; собрав достаточный капитал, часто оставляли торговлю и открывали фабрику; стремились дать детям некоторое образование и обучить их языкам, для чего брали им гувернеров; в быту тяготели к «роскоши» и «манерам» на дворянский лад, потому охотно приобретали в собственность дворянские особняки со всей барской обстановкой, обзаводились дворецкими, каретами и прочим. «Нельзя себе представить, до какого страшного деспотизма доходит власть отца в купеческом быту, -- писал И. С. Аксаков,

-- и не только отца, но вообще старшего в семье. Им большею частию и не приходит в голову, чтоб у младших могли быть свои хотения и взгляды, а младшим не приходит в голову и мысль о возможности сопротивления».

«Самодержавие» в домашней жизни было зачастую причиной недолговечности самих купеческих династий. Купец и в тридцать, и в сорок лет, а нередко и позднее оставался в полной воле «тятеньки», не имел собственного целкового в кармане, не смел жить по своей воле и изнывал от множества окружающих его и недоступных соблазнов. Жизнь проходила мимо, как в тюрьме. «Жены их не щадят белил и румян, чтобы приправить личико, - свидетельствовал бытописец еще в 1840-х годах. - Они большею частию бывают дамы полновесные, с лицами круглыми бело-синими, у них руки толстые, ноги жирные губы пухлые, зубы черные». В парадных случаях женщины навешивали на себя массу драгоценностей, особенно любимых в этой среде жемчугов, что служило не только украшением, но и доказательством богатства семьи, своего рода движимым капиталом.

В Москве купцы селились в основном в Замоскворечье. Дом строился из камня, вокруг него размещались службы - конюшня, сараи, баня и садВ сараях хранились самые разнообразные инструменты, упряжь для лошадей и т. д. Конюшни старались строить прочными, теплыми и без сквозняков, чтобы лошади не простудились. Лошади были двух видов, крепкие и выносливые для поездок в другие уезды и губернии; красивые и породистые - чтобы щеголять в театре и на ярмарках. Ну а кладовые были целым царством домашних запасов, приготовленных по старинным рецептам: квасили капусту, солили и мариновали грибы, овощи, мочили яблоки, солили мясо и рыбу, варили варенье, иногда по нескольку суток подряд, и т. д. Приезд гувернантки в купеческий дом

Сам дом состоял из двух частей - парадной и жилой. В парадной части обязательна была гостиная, но вообще парадных комнат могло быть несколько, ведь в то время некоторые купцы уже устраивали светские приемы и балы - для пользы дела, разумеется. По описаниям современников, в первой половине XIX века в большинстве купеческих домов парадные комнаты оформлялись богато, даже роскошно, но не всегда со вкусом. Интерьеры купеческих домов обладали интересной особенностью: в парадных комнатах все подоконники были заставлены разнокалиберными бутылями с домашними наливками, настойками, медами и прочим. Из-за этого окна в комнатах плохо открывались, и проветривали редко, открывая форточки. Жилые комнаты располагались в задней части дома, они были скромнее обставлены, с более низкими потолками и выходили во двор - еще одно проявление скромности в быту. Часто в них вешали пучки целебных трав и цветов, которые отгоняли насекомых и также освежали воздух. Есть сведения, что такие пучки травы могли привозиться из различных монастырей, и, перед тем как повесить, их кропили святой водой.

Дочек учат русской грамоте, иных даже французскому наречию и приседать - что значит танцевать. Есть купеческие дочки премиленькие собою и во многих семействах французский язык и танцы уже в сороковые годы сделались необходимостью.

Купеческие сыновья отличаются своим повиновением родителям, но заметно, что бреющие бороду и говорящие по-французски имеют более других наклонность к мотовству, праздношатанию и разным шалостям. Многие из них стремятся в дворяне и для того вступают в военную службу или, поступая в университет, идут потом по гражданской части.

Как правило, одежда представителей московского купечества играла роль не только предметно-бытовой детали, но и несла в себе определенную социально-знаковую функцию. Костюм в целом или отдельные предметы туалета характеризовали социальный статус владельца: указывали на его богатство или бедность, принадлежность к купечеству или дворянству, старшему или младшему поколению. Мода становится средством достижения социального признания купечества дворянством, составной частью образа «Я», мотивацией в конструировании собственной идентичности высшему обществу. Костюм и аксессуары, манера держаться, речь, а также посещение модных трактирных заведений - все это было неотъемлемой частью образа делового человека.

Уже в 1786 году был открыт Купеческий клуб, помещавшийся сначала на Ильинке, а с 1839 года -- на Большой Дмитровке. Устроен он был по подобию дворянских клубов, имел старшин, постоянное членство, взносы, хороший ресторан и пр., со временем посещался, помимо собственно купечества, также средним кругом дворянства. Главным занятием членов была карточная игра, но устраивались клубе и регулярные светские мероприятия - балы, маскарады, концерты и пр. Открывалось Купеческое собрание, начиная с 1814 года, в 9 часов утра и закрывалось в 2 часа ночи. Но со временем здесь часто стали устраивать общие обеды с цыганами и музыкой, а также юбилейные торжества, которые заканчивались, как правило, пиршеством. Последние отнюдь не возбранялись, напротив, гуляй хоть до утра - заплати только штраф.

Из игр вниманием посетителей пользовался бильярд, позднее, в 1830-1840 годах, - лото, а затем пришлось по вкусу и "лото-домино", но несколько лет спустя министр внутренних дел, сочтя, видимо, эту новую забаву неблаговидной, запретил ее. С 1859 года допускались "все коммерческие игры в карты", однако в 1899-м по требованию московского обер-полицмейстера объявили запрет на азартную карточную игру "железная дорога".Многие падкие на сенсации журналисты рассказывали о бесчинствах, будто бы творившихся в Купеческом собрании, забывая, что купцы конца ХIХ столетия уже мало походили на героев пьес Островского. Факты говорят как раз об обратном.

«Купеческие дочери на бале и в маскераде обыкновенно очень молчаливы, - писал П. Вистенгоф, - замужние - почти неприступны для разговора, позволяя однако ж приглашать себя в молчании двигаться под музыку. (...) Пожилые купчихи на бале добровольно лишают себя языка и движения, довольствуясь одним приятным наблюдением взорами за своими "деточками", подбегающими к ним после каждой кадрили. Маменьки обыкновенно балуют их конспектами, привозимыми с собою в больших носовых платках; я даже видел, как одна кормила свою дочку пастилою, привезенною в платке из дома».

Вплоть до 1870-х годов немалая часть купечества продолжала сохранять самобытность. По праздникам и воскресеньям пекли пироги: один хозяевам прислуге, и вся семья ходила к всенощным и обедням в приходской храм, где у каждого купеческого семейства было свое определенное место. Избавить от этой обязанности могла только болезнь или сверхважное дело. Вечером, взяв самовар, вино и закуски, отправлялись в рощу на гулянье. На гулянье прохаживались, покупали детям апельсины, вяземские пряники и грецкие орехи, потом усаживались в холодке и ели привезенные припасы, потом снова прохаживались и снова ели. Отец семейства непременно встречал знакомых и пил с ними так что домой все возвращались ублаготворенные.

Купцы со своими семьями посещали театр, гостей, гулянья, ярмарки просто как обычные покупатели. Ярмарка была традиционным местом развлечения, а театры только входили в моду у купцов. В середине XIX века театры в Москве были в основном домашними. Число их только в Москве достигало 20. Можно назвать несколько самых известных: князя Н. П. Юсупова в Харитоньевском переулке, графа Н. П. Шереметьева в Кускове и Останкине, а также графа С. П. Апраксина на Знаменке. В первой половине XIX века купечество начинает устраивать торжественные обеды, иногда даже балы.

Русские купцы приобрели и сохранили для России бесценные сокровища отечественной и мировой культуры, но время стёрло многие имена из памяти потомков. Среди московских меценатов имя Павла Михайловича Третьякова на особом месте: именно ему мы обязаны уникальной коллекцией живописи, хранящейся в знаменитой Третьяковской галерее. Купеческая семья Третьяковых особым богатством похвастаться не могла, но на приобретение картин Павел Михайлович денег не жалел.

Бахрушины происходили из города Зарайска, занимались кожевенным и суконным делом. И в Зарайске, и в Москве семья жертвовала крупные суммы нуждающимся. В первопрестольной Бахрушиных называли «профессиональными благотворителями», у которых «пожертвования сыпятся как из рога изобилия».

Образ «барской Москвы» трансформировался в «Москву купеческую» - «ядреную купчиху» - сложный социокультурный организм со своим историческим опытом, отличительными чертами быта, отдыха, увлечений, деловыми и культурными традициями, образом жизни и менталитетом. Но, несмотря на происходящие изменения, москвичи сохраняли «свой особый отпечаток», они лелеяли приверженность к московской старине, ее традициям, быту, языку.

По мнению исследователей, купечество в конце XIX века являло собой подлинную элиту, получившую образование в лучших гимназиях, российских или заграничных университетах, отлично говорившую на иностранных языках и внешне мало отличавшуюся от представителей родового дворянства. При этом большинство купцов имели старообрядческие корни.

Можно сказать, что в первой половине XIX века быт московского купечества представлял собой ни на что не похожий синтез традиционной русской культуры с начинающими проникать в нее элементами культуры европейской, появившейся в России в начале XVIII века. Тем не менее Православие мыслилось фундаментом частной и общественной жизни. Процесс можно абстрактно изобразить как смену внешней оболочки без изменения внутреннего ядра, основ.

К 1890-м годам оформилось новое купечество - «культурные, получившие воспитание под руководством иностранных гувернеров, заканчивавшие образование за границею, отлично говорившие ни иностранных языках и мало чем отличавшиеся по внешней обстановке жизни от крупного барства, разве только тем, что барство в такой обстановке исстари выросло, а высокое купечество ее наново вокруг себя заводило».

По сути, именно купеческое сословие сыграло значительную роль в формировании предпринимательской этики. Примечательно, что авторитет многих купцов-староверов был настолько велик, что для совершения сделки им не требовалось подтверждения кредитоспособности, расписок, договоров, достаточно было честного слова, скрепленного крестным знамением.

В Москве происходило сближение дворянского и купеческого сословий. Это явление получило в философии и социологии название

«интерференция» (взаимодействие, взаимовлияние) образов и поведенческих стереотипов. Из такого, пусть и нежелательного союза, появилось новое поколение, которое приняло образованность от дворянства, а деловую хватку от купечества. К сожалению, это новое поколение, называемое буржуазией, не успело вылиться в определенный класс. Дня согласования противоречий между дворянами и купцами требовалось время, которое позволило бы окрепнуть людям новой «расы», чтобы создать уже свой кодекс чести, свою мораль, свою единую сильную группу.

§3. Жители окраин и неблагоприятных районов

Мещанская, мастеровая и фабричная Москва селилась - в собственных домиках или на съемных квартирах -- в основном на окраинах города, прежде всего лежащих за Садовым кольцом - в Сущеве, Бутырках, Грузинах, на Домниковке, в Хамовниках, на Зацепе, в Лефортове, по собственно Мещанским улицам, издавна и традиционно заселенным этой сословной группой. Сильный мещанский и мастеровой элемент был в районе Таганки, в окрестностях Петровского бульвара, вокруг Бронных улиц. Типичным местом размещения московских мещан были кварталы города, между Садовым кольцом и Камер-коллежским валом (кольцо городских застав). Московский пролетариат жил вблизи фабрик и заводов, это район тех же застав: Пресня, Бутырки, Калужская, Рогожско-Симоновская застава.

Население Москвы к середине 19 в. увеличилось до 460 тыс. человек. Особенно быстро росло количество рабочих, которые трудились на многочисленных фабриках и мануфактурах.

Быт и жилища крестьянства в первой половине XIX в. сохраняли черты прошедших времен. Основным строительным материалом оставалось дерево, из которого строились избы крестьян. В основании жилища находилась подклеть, т. е. помещение для скота, орудий труда, многих вещей. Над подклетью («на горе») располагалась горница. У зажиточных крестьян над горницей находилась светлица ?? светлая парадная комната. В зависимости от достатка хозяев дома были украшены резьбой. Вместо стекла в избах крестьян использовали бычий пузырь. В домах состоятельных селян были слюдяные окна.

В комнатах: крашеные полы, дешевая мебель (стулья с плетеными сиденьями), комоды, покрытые самодельными вязаными салфетками, кровати с горками подушек, запах кухни. В переднем углу -- иконы, иногда в серебряных ризах. Роскошью считались стенные часы кукушкой, самовар, шкаф со стеклами.

Весь окраинный быт долго нес на себе отпечаток деревенского происхождения многих жителей. Еще и в 1860-х годах здесь по праздникам водили многолюдные хороводы. Молодежь собиралась в летнее время вместе, играла в горелки, а те, кто постарше, сойдясь в кружок, пели хором. Особую известность получили в середине века такие песенные посиделки в Лефортове, на лужайке неподалеку от Частного дома (полицейского участка). Сюда по воскресеньям приходили и фабричные, и мастеровые, и поденщики, и приказчики невысокого разбора и часами распевали под балалайку или гармонь народные песни. Постепенно этот импровизированный хор достиг изумительной слаженности и доставлял огромное удовольствие слушателям, но с течением времени «полицейская власть признала его явлением, не соответствующим духу времени и несогласным с требованиями уличной благопристойности» .

В 40-е гг. московский генерал-губернатор А. А. Закревский ввёл на фабриках правила, регулировавшие жизнь рабочих. В праздничные дни они не имели права отлучаться из своих квартир, им запрещалось принимать у себя на квартире знакомых и родных, если «продолжительность их визита превосходит краткость обыкновенного свидания». Рабочим запрещалось курить во время работы даже во дворе фабрики, играть в орлянку и карты. По воскресным дням они должны были ходить в церковь «под опасением штрафа».

В XIX в. рабочих вербовали обычно из крестьян, причём по найму трудились и государственные, и помещичьи крестьяне. Фабриканты предпочитали рабочих из помещичьих крестьян, так как они были более покладистыми. Это был особый слой «кабальных» рабочих, которые работали плохо, но обходились фабриканту необычайно дёшево. Кроме того, сведения о заработной плате приводятся в материалах земских санитарных обследований и медицинских ревизий предприятий и населения городов и губерний страны и в материалах статистических отделов ряда городских управ. Подобные обследования в конце 70 - 90-х годах XIX в. были проведены в Петербургской, Московской, Владимирской, Костромской, Смоленской, а также Екатеринославской губерниях.

С конца 80-х годов по 1897 г. сведения о заработной плате приводились в «Сводах данных о фабрично-заводской промышленности в России». Показатели этого источника характеризуют заработок рабочих отдельных подразделений того или иного производства, причем лишь верхнюю и нижнюю его границы (средние данные в нем отсутствуют).

По сходной схеме представлен материал в сборнике «Продолжительность рабочего дня и заработная плата рабочих в 20 наиболее промышленных губерниях России» (СПб., 1896), в котором были опубликованы сведения фабричной инспекции о заработках рабочих различных профессий за 1894/95 г.

Долгое время принято было есть всей семьей из одной большой деревянной миски, деревянными же ложами. Как вспоминал И. А. Слонов: «Нарезанное мелкими кусочками мясо во щах мы могли вылавливать после того, как отец скажет "таскай со всем". Если же кто из детей зацепит кусочек мяса ранее этого, того отец ударял по лбу деревянной ложкой...» . Рабочий люд носил чаще всего картузы, косоворотки, сапоги, зимой полушубки и валенки, шарфы на шее почти во всякое время года, а у щеголей из числа молодых или чуть лучше оплачиваемых - начищенные до блеска сапоги и поверх них блестящие галоши даже во время летней жары и сухой погоды. У женщин этой категории населения - платок на голове, ситцевая кофта (никогда платье или костюм!), юбка из дешевого материала, грубые чулки, полусапожки. Наконец, крестьяне близлежащих деревень, приезжавшие в Москву, носили картузы, армяки, зипуны, онучи, лапти, валенки - все это, как правило, старое изношенное, заплатонное.

Говоря о внешнем облике, нельзя не упомянуть, что мужчины поголовно носили бороду и усы, иногда слегка подстриженные. Исключение составляли артисты, писатели, художники, музыканты, которые, как правило, брились. Женщины волос не стригли.

«Стриженные» встречались изредка курсисток типа «синего чулка - отголосок шестидесятых годов девятнадцатого века».

Существовало, конечно же, и языковое различие. Хорошей литературной речью владели в основном представители “верхов”. Остальные пользовались народным говором с множеством своеобразных слов, вроде «скрызь», «таперича», «энто», «туды-сюды», «дражнить», «пакеда», «оттеда» и т.д.

По субботам жители окраин большими компаниями, с узлами в руках, ходили в баню, а оттуда возвращались с вениками. «Бывало, целый день в субботу идет народ, и все с вениками в руках, словно это праздник веников, как бывает праздник цветов.

В это время здесь появилась Хитровская площадь. Она была названа так по фамилии известного генерала Николая Хитрово и просуществовала до 1960-х. Еще при жизни генерала на площади был возведен большой продовольственный рынок. Во второй половине XIX века на Хитровской площади заработала биржа труда. Сюда стали стекаться безработные и нищие со всего города. Те, кому так и не удавалось пристроиться, оседали в районе Хитровки, промышляя попрошайничеством.

Сосредоточение в окрестностях площади нищих, попрошаек и больших любителей выпить привело к тому, что здесь стали постепенно открываться недорогие кабаки и ночлежки, а также появилась общественная столовая, где отпускали еду неимущим. Именно во второй половине XIX столетия Хитровка превратилась в один из самых криминальных районов города. Кого здесь только не было! Беглые каторжники, мелкие воришки, карманники, скупщики краденого, попрошайки… Оказаться здесь было страшно и днем, и ночью. Стражи порядка на Хитровку практически не наведывались. В 60-е годы 19-го века на Хитровской площади построили навес, под которым расположилась московская биржа труда. Сюда в поисках работы стекалось огромное количество людей. Здесь собирались рабочие, крестьяне, освобожденные от крепостной зависимости, и даже безработная интеллигенция. На Хитровской бирже нанимали прислугу, сезонных рабочих. Но не всем удавалось найти работу, многие так и оседали в окрестностях Хитровки, добывая средства на хлеб насущный нищенством. Постепенно вокруг Хитровской площади стали открываться недорогие харчевни и трактиры, благотворительные организации устраивали бесплатное питание для неимущих. Дома, которые располагались вблизи площади, превратили в ночлежные, также строили доходные дома с дешевыми квартирами.

К середине XIX века Хитровка превратилась в один из самых зловещих и неблагополучных районов Москвы. Уже в конце столетия она была заселена представителями московского социального дна: нищими, воришками, наемными рабочими. Их количество достигало от 5000 до 10000 человек, и они даже получили отдельное прозвание - хитрованцы.

Именно здесь чаще всего арестовывались уголовные осужденные, сбежавшие с сибирской каторги. Облик тогдашней Хировки нашел свое отражение в произведениях Гиляровского, Акунина, Горького. Будни Хитровки изучали Станиславский, Немирович-Данченко и художник Симов.

В целом быт в мастерских был неказистый. И. Е. Забелин описывал житье одного сапожника, у которого снимал угол: «Он жил на Солянке, в доме Терского в переулке в гору на Покровку, в нижнем этаже со сводами. И сам он очень теснился, занимая с женой очень небольшое помещение за стеклянной перегородкой от большой рабочей комнаты, в которой жили человек 8 рабочих, в том числе 4 мальчика.... Здесь я узнал, что такое ремесленный быт. Узнал шпандырь, липку и прочие принадлежности работ, полную зависимость несчастного хозяина от мастеров, которые пьянствовали, заказы не исполняли, ругались как ни есть хуже. При этом грязь, духота от кожи и махорки. Иногда веселые песни и благодушное расположение нравов и поведения Стол был очень простой - щи да каша, что ели и рабочие и хозяева. Каша была несменяема, а хлеба разнообразились. По воскресеньям жареный картофель или пироги... Рабочие или пели, или ругались, наказывали учеников, или галдели так ни о чем, или хозяин кричал с ними, иногда брань хозяина с хозяйкой».

Владельцам мастерских полагалось иметь «промысловое свидетельство», в котором указывались род занятий и число работников в мастерской. Свидетельство стоило денег, и чем больше имелось работников, тем большую сумму приходилось за него выкладывать. Естественно, что хозяева всячески старались преуменьшить численность своих мастеров. Время от времени ремесленная или городская управа присылала внезапные проверки промысловых свидетельств, и каждый раз это вызывало легкую панику в мастерских. Либо все до единого хозяева вдруг оказывались в отсутствии, либо рабочие принимались усердно прятаться по чуланам и чердакам. Все успокаивалось, только когда присланный чиновник наконец уходил.

Уже в 1840 году в Москве числилось 2989 ремесленных заведений, а еще 198 заводов и 884 фабрики на которых работало 70 209 человек Фабрично-заводскими районами были по преимуществу Кожевники, Пресня, Сущево, Преображенское, Рогожская слобода, а также Немецкая слобода с окрестностями и Лефортово. Позднее и число предприятий, и количество работников возросло в разы. Крестьяне, приезжавшие в Москву для работы на фабрике или заводе («фабричные»), подчинялись целому ряду специально разработанных полицейских правил.

В «Счетной книжке, выдаваемой ... фабрикантами и заводчиками своим рабочим для ведения вернейших расчетов на фабрике или заведении», изданной в конце 1830-х годов с разрешения московского обер-полицмейстера генерал-майора Л. М. Цынского, помещался текст типового договора рабочего с нанимателем.

В первые годы пореформенного промышленного развития, предшествующие индустриализации, о таких стимулах еще не задумывались, и наемным работникам, в большинстве своем вчерашним крестьянам, вынужденным путем несельскохозяйственного отхода зарабатывать наличные деньги для уплаты различных земельных повинностей, как правило, не собирались предоставлять хотя бы сносные условия работы. Рабочие 1860-х -начала 1880-х гг. чаще всего работали из низких расценок труда, в нездоровых и опасных в травматическом плане условиях, по 12-16 часов в сутки и при нездоровом распорядке смен, и к тому же очень часто без обеспечения каких бы то ни было условий для внефабричной жизни. Естественно, что в подобных условиях фактически не могло идти речи о развитой системе мотивации труда -рабочие нуждались в наличных деньгах, и они были готовы работать за любые деньги в любых условиях, но при этом они не только не испытывали стремления хорошо работать, но и чувствовали явное неравноправие.

Это приводило ко все увеличивавшемуся обострению напряженности отношений между работниками и работодателями, и после первых крупных стачек - на Невской бумагопрядильне в 1870 г. и на крупнейшей в России Кренгольмской мануфактуре в 1872 г. - перед российскими промышленниками и правительством встал «рабочий вопрос» - продолжать использование таких трудовых отношений было больше невозможно, нужно было разрабатывать новые механизмы, нужно было организовать такую систему взаимоотношений работодателя и работника, которая бы уменьшала социальную напряженность и одновременно побуждала рабочих к лучшей работе.

Частично решение проблем во взаимоотношениях предпринимателей и рабочих взяло на себя правительство - в 1880-е гг. (и позднее) в этой сфере были приняты некоторые довольно важные законы, был также создан орган контроля за их исполнением - фабричная инспекция. Но многие аспекты трудовых отношений так и не были решены законодательно до самой революции, кроме того, некоторые из законодательных ограничений сильно отставали от практических нужд рабочих. Поэтому все равно предприниматели сами должны были разработать систему мер, снимающих социальную напряженность и побуждающих рабочих к качественному труду.

Имелось в Москве и изрядное количество крестьян, которые приписаны были к своим деревням, платили подати вместе с односельчанами, но при этом более или менее постоянно жили в городе для заработка. Среди них были как лично свободные, так и, пока существовало крепостное право, помещичьи крестьяне. Колоссальные изменения в быту и культуре наметились после памятного 1861 года, когда отменили крепостничество. Москва пережила в это время первую волну переселения. В древнюю столицу хлынули освобожденные крестьяне, ремесленники. Бывшие подневольные вовсю обживали московские окраины. Москва стала расти вверх и вширь. Бурное развитие промышленности тоже привело к революционным изменениям. Появились новые сословия: разночинцы - из бывших солдат, рабочие, которые усердно трудились на московских фабриках и заводах, купцы- промышленники, наживающие свое богатство не только на торговле, но и на производстве товаров. Помимо традиционной уже для Москвы бумажной промышленности огромными темпами развиваются металлообрабатывающая и деревообделочная, химическая и пищевая. Развитие фабрично-заводского производства в Москве в конце XIX -начале XX в. сопровождалось перемещением промышленных предприятий из центральных районов на окраины и в пригороды. Количество фабрик и заводов снижалось в центральных районах и, одновременно с этим, значительно возрастало во внешнем кольце московской территории.

В XIX веке неблагополучные и опасные районы находились не только на периферии Москвы, но и в центре города Трубная площадь с момента своего появления в городе была местом, где собирался простой люд. С 1590 года по одной стороне площади проходила стена Белого города. Внизу в одной из башен было проделано отверстие с решеткой, из которой вытекала речка Неглинная, это отверстие в народе называли «трубой». Отсюда и пошло название местности. Но труба не справлялась с весенним половодьем, поэтому каждый год река мощными потоками вырывалась на поверхность, да так, что, по воспоминаниям очевидцев, «водопадом хлестала в двери магазинов и в нижние этажи домов». Как писал М. Воронов, «это исконная усыпальница всевозможных бедняков, без различия пола и возраста... Спившиеся с круга дворовые и иные люди - воры (жулики) всевозможных категорий и рангов, дотла промотавшиеся купеческие и чиновничьи дети, погибшие и погибающие женщины, шулера, нищие старьевщики, тряпичники, шарманщики, собачники, уличные гаеры и пр., -- подобная-то рвань ежедневно выползает на свет божий из грязных, сырых и вонючих домишек... На каждой сотне шагов вы непременно встретите полсотни кабаков, пивных лавок, ренсковых погребов и тому подобных учреждений».

Вплоть до 1810-х годов здесь в зарослях вечерами прятались грабители и нападали на прохожих. Но репутацию московской площади подмочило не только это. В середине XIX века в трехэтажном доме Внукова, расположенном между Цветным бульваром и Трубной улицей, открылся известный на весь город трактир «Крым». Заведение быстро стало местом сбора шулеров, аферистов и азартных игроков, готовых просадить в карты все свои деньги. Причем среди игроков можно было встретить и богатых купцов. Хотя «Крым» считался злачным местом, он был лишь «чистилищем». Настоящая преисподняя находилась под домом, в огромном подвальном помещении, которое занимало все пространство между Цветным бульваром и Трубной улицей. Если «Крым» шумел веселым венгерским хором, смехом и криками, то трактир «Ад» молчал. Даже вход в него -- широкая дверь в стене ниже уровня тротуара -- мог найти не каждый. Подозрительные обитатели полпивной вскоре об- любовали другое заведение, которое с 1840-х годов стояло на противоположном конце площади. Трактир «Крым» («Крымка») был также известен под именем «Грачевки» («Драчевки») или «Крымского ада». Кроме «Ада», в подземелье находилась «Треисподняя». Это уже был не трактир, а настоящее место сходок преступников разного толка. Тут происходила подделка документов, воровской дележ награбленного, карточные игры на крупные суммы -- счет шел на тысячи рублей -- и много чего другого. Здесь было тихо, за порядком следили вышибалы, а допускали сюда только своих, тех, кого знали буфетчик, хозяин «Ада» или сами вышибалы.

Нельзя не упомянуть, с каким рвением полиция открывает преступника, и почти нет примера, чтоб воровство, какое бы то ни было, большое или малое, осталось необнаруженным; деятельность и бдительность полиции в этом случае неимоверны; мелкие исполнители ее власти имеют какое-то чутье к поличному, и вор не успеет еще спрятать и сбыть похищенного, как уже оно бывает отнято у него рукой правосудия. Сколько, с одной стороны, воровство преследуется, столько, с другой, порок изощряется в выдумках на незаконное приобретение. Мелкие воры, или так называемые карманники, составляют в Москве между собою так называемую компанию и помогают друг другу по знакомству, единственно из-за одолжения, не требуя части из добычи, но только равномерной услуги при случае. Таким образом, очень часто где-нибудь на перекрестке или на площади, притворяясь пьяными, они заводят между собою ссору, а иногда маленькую драку; в пять минут их окружает толпа праздных зевак и, пока ожидают прибытия городового, ссорящиеся помирятся и разойдутся.

Если Трубная площадь в XIX веке была местом сбора шулеров, азартных игроков и пьяниц, то разврат утекал в узкие переулки и тесные грязные дворики Трубной улицы. Самые грязные и дешевые притоны находились во дворах Грачевки, они не освещались красными лампами, а окна их завешивались изнутри. Владели этими заведениями чаще всего беглые преступники и воры, хотя «на людях» хозяйками выступали их любовницы (бывшие проститутки). В 80-е годы XIX века заведения процветали и пользовались попустительством полиции и охранного отделения, поскольку не считались потенциально опасными для власти: все силы были сосредоточены на поиске революционеров. В конце 70-х -- начале 80-х годов XIX века на Драчихе жил молодой студент-медик, приехавший в Москву из Таганрога, по фамилии Чехов. Впоследствии писатель расскажет о своих впечатлениях от этого района в рассказе

«Припадок». В одном из таких заведений, из тех, что поприличнее, выходившем на саму Грачевку, в 60-х годах XIX века жила проститутка Фанни. Мы знаем о ней из рассказа «На натуре. Фанни под №30», который написал художник Василий Перов. Учитель Перова, Егор Васильев, искал натурщицу для того, чтобы нарисовать образ Богоматери в церкви, на стене за престолом.

Нищенство относилось к числу древнейших московских занятий. Трудились в нем профессионально и организованно. Как во всякой профессии, имелась своя специализация, свои профессиональные тонкос- ти, свои наставники и ученики. Наиболее распространены в Москве были такие нищенские специальности, как «богомолы» и «могильщики», «работавшие» на церковных папертях и на кладбищах, а также «ерусалимцы» мнимые странники, богомольцы, калики перехожие, ходившие в черных, похожих на монашеские, платьях. Они сообщали разные подробности о своих мнимых паломничествах по святым местам, торговали пузырьками с освященным маслом и «водой реки Иордан», коробочками со «святой землицей иорданской».

В 1837 г. в Петербурге, а спустя год, в 1838 г., в Москве возникли "Комитеты для разбора и призрения просящих милостыни", кратко называемые также "Комитеты о нищих". При создании эти подконтрольные государству институты мыслились как новая форма учреждения, где бюрократические усилия сочетались бы с финансовым и личным участием добровольных деятелей из дворянства, купечества и духовенства, снискавших себе авторитет благотворительностью.

Много среди нищих было «калек» специальные промысловики ездили по деревням и скупали у крестьян детей и родных-инвалидов и заставляли их просить милостыню, но существовали и подлита профессионалы, которые умели так выворачивать конечности, что производили полное впечатление безруких или безногих, закатывали глаза, имитируя слепоту, и т. п. Часто встречались также «женщины с больными детьми», «севастопольцы» - реальные или мнимые ветераны и инвалиды войн, а также «горбачи» -- побирающиеся на улицах и просящие: на лечение больной жены или детей, «на погребение», на покупку угнанной или павшей лошади, на билет для возвращения на родит; на поправку здоровья ввиду выписки из больницы и т. п.

Подвидами среди «горбачей» были «благородные, пострадавшие за правду» и «погибшие благородные» (деклассированные чиновники, купцы и студенты), которые нередко просили подаяние на французском диалекте:

«Жеву при, мусье, доннэ муа кельке шоз» («Прошу вас, сударь, подайте мне что-нибудь»).

Таким образом, процветала спекуляция на чувстве милосердия, присущем москвичам. Подтверждение тому содержится в рассуждениях многих публицистов, но особенно ярко эта мысль была выражена А.Краевским в работе «Вопрос о нищенстве и об организации благотворительности в Москве»: «Безобразное это явление есть особенность русской жизни... Несомненно только, что оно коренится в целом строе мировоззрения русского человека. - Русский человек по природе своей щедр и великодушен, он отзывчив на голос, взывающий к его братской любви... Всегда готовый сам помочь, он не считает предосудительным попросить помощи и для себя. Поэтому во всех тех сферах русского народного быта, где житейские понятия еще не захвачены потоком новой цивилизации, налаживаемой под европейский тон, прошение пособия Христовым именем не считается позорным, хотя конечно, и не особенно почетным; во всяком случае, не настолько унизительным, чтоб предпочитать ему даже и малое лишение». Получалось, что миллионы, раздаваемые на милостыню, не уменьшали зла, а только плодили нищую братию.

18 мая 1896 г. - неоднозначная дата в истории Российской империи. Этот день запомнился как праздник по случаю коронации императора Николая II - и как день скорби по сотням погибших в результате нелепого несчастного случая. «Трагедия на Ходынке» - так называют кровавую драму, разыгравшуюся на огромном поле в Москве. В честь коронации заключенные получили амнистию, злостным неплательщикам простили долги, а в Москве были запланированы массовые народные гуляния на Ходынском поле. В те времена оно находилось на окраине города, в праздничные дни это место часто использовали для народных гуляний, в остальное время поле было полигоном для учений воинских подразделений московского гарнизона. Поэтому поле было изрыто траншеями и рвами. Начало гулянья назначили на 10 часов утра 30 мая. Но уже накануне стали прибывать люди, привлеченные слухами о подарках и раздаче денег. Ранним утром дня коронации толпа насчитывала более 500 тысяч человек. Полицейские, которых было во много раз меньше, не смогли сдержать толпы, когда по ней прокатился слух, что подарков на всех не хватит. Люди ринулись к строениям. Настилы, прикрывавшие колдобины, рухнули, люди падали в них, не успевая подняться: по ним уже бежала толпа. Раздатчики, испугавшись, стали бросать кульки с едой прямо в толпу, что лишь усилило сутолоку. Сметенные людской волной полицейские ничего не могли сделать. Лишь после прибытия подкреплений толпы рассеялись, оставив на поле тела затоптанных и изувеченных людей.

По одной из версий, на Ходынском поле погибли 1389 человек, 1500 получили увечья. Правительство старалось скрыть от общества масштабы случившегося, императорская семья пожертвовала в пользу пострадавших 90 тыс. рублей, разослала тысячу бутылок портвейна и мадеры для пострадавших по больницам, сирот определи в приюты, похороны провели за счет казны. На Ваганьковском кладбище воздвигли памятник, посвященный жертвам Ходынской катастрофы. Но это не ослабило возмущения москвичей. Обыватели во всём винили великого князя Сергея Александровича, как организатора празднеств, дав ему прозвище «князь Ходынский».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Непрерывное изменение и обновление - в самой природе Москвы. Она и в древности то и дело горела и возрождалась, и в новое время перестраивалась. Та Москва, исчезновение которой мы наблюдаем сейчас, появилось лишь на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков, и для ее возведения уничтожали предшествующий город, сложившийся после пожара 1812 года.

Из всех архитектурных памятников в Москве девятнадцатого века признавались только Кремль, храм Василия Блаженного и Сухарева башня; почти все остальные исторические сооружения были в большей или меньшей степени перестроены и искажены - иногда до неузнаваемости - и тонули в массе другой застройки.

В течении всего XIX века Москва стремительно расширяется. Особенно, со второй половины века в связи с появлением в Москве больших фабрик и заводов, железных дорог и шоссе. В начале XIX века получил расцвет период русского классицизма в архитектуре. Именно с этого времени начало развиваться строительство на основе типовых проектах. В связи с постоянным увеличением городского населения, осуществлялось возведение зданий по новым строительным проектам, строились сельские и городские усадьбы. Было разработано свыше 400 типовых проектов планировки городов.

В это время рассвета русского классицизма были построены такие знаменитые произведения архитектуры, как здание Большого театра в 1825 году, Московская консерватория в 1866 году, Политехнический музей в 1872 году, здание Высших женских курсов, которое позже станет Московским Педагогическим Университетом и удивительное по красоте здание Исторического музея. Из памятников, украсивших первопрестольную в XIX веке, нельзя не отметить памятник Минину и Пожарскому, установленный на Красной площади в 1818 году.

Особая примета времени - доходные дома. Владельцы выстраивали многоэтажные здания, в которых устраивали миниатюрные квартирки. Их сдавали по дешевке всем тем, кто искал жилье в Москве: рабочим и студентам, мещанам и бедным купчикам. Такие дома выросли на Арбате и Ходынке, близ Сухаревки. Самый большой доходный дом был выстроен на лубянке - не месте владений Н.Мосолова.

Прозвище «большая деревня» Москва заслужила не только многочисленностью своих сельских видов, не только потому, что тут все друг друга знали и все со всеми состояли в родстве, но и потому, что москвичи отличались почти деревенской невзыскательностью в отношении жизненных удобств и городского благоустройства.

Прежде всего, Москва была городом довольно-таки грязным. С древности московское поселение привыкло весь мусор и нечистоты, накапливающиеся в доме, выбрасывать прямо во двор, а оттуда на улицы, и истребить этого обыкновения, присущего, впрочем, любому средневековому городу, было невозможно. Кстати, система канализации - еще одно больное место для города того времени. Зачастую отходы сливались в ливневые стоки, наполняя улицы отнюдь неблагоуханным ароматом. Проблему решат лишь в 1898 году, выстроив более-менее приемлемую систему канализационных труб.

В том, что касалось еды, Первопрестольная всегда была на высоте и могла дать сто очков вперед любому европейскому городу вообще. Москвичи в хорошей еде разбирались, ели много, и такому спросу соответствовало обильное предложение. Съестные и питейные заведения для всех слоев общества являлись, к тому же, не просто местом, где можно хорошо поесть и задушевно выпить, но и центром общения и отдыха, и деловой переговорной, и клубом по интересам, и сосредоточием всевозможных - не только гастрономических - услад. Изменения коснулись и быта москвичей. Стало модно устраивать чаепития. В отличие от Петербурга, где предпочитали кофе, в Москве больше пили чай. Но по западному образцу: из чашек, преимущественно черный и без каких-либо добавок.

Город не только сам концентрировал в себе оптовую и розничную торговлю всем на свете, но и распространял свое влияние на близлежащие территории - Охотный ряд с его огромным рынком, Лубянку с фруктовой ярмаркой и Балчуг. Москва второй половины XIX века - это огромная торговая площадь. В магазинах на Кузнецком мосту, в Столешниковом переулке и на Петровке торгуют товарами французскими и голландскими, немецкими и даже китайскими. На Сухаревской и Смоленской площадях открыты огромные блошиные рынки, где можно купить все, что душа только пожелает. Так же в развлечения Москвы того времени входят бани, которые сочетают в себе историческую и практическую ценность. Построенные в XIX веке они олицетворяют собой ценности и уклад жизни того времени.

Статус «столицы отставников» и преобладание людей среднего и старшего возраста обусловливали в целом оппозиционно-консервативный характер московского дворянского общества. В аристократических гостиных между вистом и обедом вельможная оппозиция витийствовала, недовольная практически всем, что происходило во властных структурах Петербурга, к которым она уже не имела отношения.

Купцы стали основными владельцами бывших дворянских гнезд, именно они притягивали и впитывали в себя все наиболее активное и предприимчивое, что имелось в других сословиях империи - и в дворянстве, и в крестьянстве. Они активно скупали недвижимость в России и за рубежом и строили многоквартирные доходные дома, до неузнаваемости изменившие облик Москвы. Они фактически заправляли всеми городскими делами. Они финансировали журналы и газеты, спонсировали художников и целые театры, формировали сокровищницы искусства, давали средства на научные изыскания и развитие спорта. Они сформировали в своей среде собственную купеческую аристократию, элитарность которой базировалась на самом прочном из всех оснований - на огромных деньгах. И все это произошло в кратчайший в историческом масштабе период времени -- за какие-нибудь сорок-пятьдесят лет.

К 1890-м годам оформилось новое купечество - «культурные, получившие воспитание под руководством иностранных гувернеров, заканчивавшие образование за границею, отлично говорившие ни иностранных языках и мало чем отличавшиеся по внешней обстановке жизни от крупного барства, разве только тем, что барство в такой обстановке исстари выросло, а высокое купечество ее наново вокруг себя заводило».

Значительная прослойка «серого» купечества, конечно, продолжала существовать и занималась средней и мелкой торговлей, но и здесь к рубежу XIX--XX веков почти не оставалось каких-то специфических купеческих черт: и обликом и образом жизни эта категория купечества все больше вливалась в средний слой московских обывателей, где почти не прочитывались сословные различия.

Низший слой московского населения, как и во всех других русских городах, состоял из мещан и крестьян. Мещанами называли постоянных жителей городов, которые были приписаны к сословному мещанскому обществу, выбирали в нем мещанскую управу, старост и десятских, платили в его составе подушную подать и подлежали рекрутской повинности, а занимались преимущественно ремеслами и мелкой торговлей.

Имелось в Москве и изрядное количество крестьян, которые приписаны были к своим деревням, платили подати вместе с односельчанами, но при этом более или менее постоянно жили в городе для заработка. Среди них были как лично свободные, так и, пока существовало крепостное право, помещичьи крестьяне. Последние чаще всего приходили в город для выработки денежного оброка. Занимались крестьяне также ремеслами и торговлей, работали на фабриках и заводах, служили прислугой и т. п.

Колоссальные изменения в быту и культуре наметились после памятного 1861 года, когда отменили крепостничество. Москва пережила в это время первую волну переселения. В древнюю столицу хлынули освобожденные крестьяне, ремесленники. Бывшие подневольные вовсю обживали московские окраины. Москва стала расти вверх и вширь.

На протяжении всего XIX века в Москве всегда было достаточно мест, заселенных беднотой - как мелким мастеровым людом, так и разного рода голытьбой, выразительно именовавшейся «золотой ротой» (потому что голое тело то и дело «сверкало» у них сквозь лохмотья) -- бродягами, пропойцами, безработными, проститутками, нищими, а также уголовниками. Эти трущобные районы находились в основном по окраинам города, хотя отдельные островки бедности встречались и в самом центре. Сюда стекались обитатели дна общества, и эти места имели свое специфическое лицо и пользовались в городе недоброй славой: появляться здесь было небезопасно.

В заключении хотелось бы сказать, что социальная структура города отражала еще не завершившийся процесс становления в стране индустриального, буржуазного общества.

В XIX веке Москва, будучи второй, после Петербурга столицей Российской Империи, в сознании россиян оставалась сердцем страны. Утратив статус резиденции императорского дворца, первопрестольная не пришла в упадок. Срединное положение города, являвшегося естественным торгово-транспортным центром громадного района Европейской России, позволило Москве превратиться в динамичный урбанистический организм.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

Источники

1. Аксаков И.С. С Письма к родным. 1849--1856. М., 1994. Аксакова-Сиверс Т. А Семейная хроника. Т. 1. Paris, 1988

2. Андреев А. Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. М., 2000.

3. Андреева-Бальмонт Е. А Воспоминания. М., 1997. Анненков П. Я Литературные воспоминания. М., 1983.

4. Ашукин Н. С. и др. Словарь к пьесам А. Н. Островского. М., 1993 Баранов Е. 3. Московские легенды. М., 1993.

5. Батюшков К. Н. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1989. Бахрушин Ю. А Воспоминания. М., 1994.

6. Бахтиаров А. Чрево Москвы // Колосья. 1891. № 9--1 1 Белоусов И. А Ушедшая Москва. М., 1998.

7. Биографический альманах. Вып. 8. СПб., 2001.

8. Боборыкин П. Д. Китай-город // Боборыкин П. Д Сочинения: В 3 т. Т.

9. 2. М., 1993.

10. Боборыкин П. Современная Москва // Живописная Россия. Отечество наше в его земельном, историческом, племенном, экономическом и бытовом значении. Москва. М., 2004.

11. Бочаров Н. П. Москва и москвичи. Историко-статистические очерки, исследования и заметки. Вып. 1. М., 1881.

12. Брандес Г. Русские впечатления. М., 2002.

13. Буслаев Ф. И. Мои досуги. Воспоминания, статьи, размышления. М., 2003.

14. Бутурлин М. Д. Записки. Т. 1--2. М., 2007.

15. Варенцов Н. А. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое. М, 1999.

16. Василич Г. Москва 1850--1910-х гг. // Москва в ее прошлом и настоящем. Т.11. М, 1909.

17. Василич Г. Улицы и люди современной Москвы // Москва в ее прошлом и настоящем. Т. 12. М., 1909.

18. Васюков С. И. Былые дни и годы // Исторический вестник. 1908 №1-6.

19. Вигель Ф. Ф. Записки. Кн. 1--2. М, 2003. Вистенгоф П. Очерки Москвы. М., 1842.

20. Вишняков Н. П. Сведения о купеческом роде Вишняковых Ч. 1 - 3. М. 1903-1911.

21. Волкова А. И. Воспоминания, дневники и статьи. Н. Новгород, 1913 Воронов М.. А, Левитов А.И. Московские норы и трущобы Т. 1 -2. СПб., 1866.

22. Воспоминания г-жи Виже-Лебрен о пребывании ее в Санкт- Петербурге и Москве. 1795--1801. СПб., 2004.

23. Вьюрков А. А Рассказы о старой Москве. М., 1958. Галахов А Д. Записки человека. М., 1999.

24. Гиацинтова С. В. С памятью наедине. М., 1989. Глинка С. Н. Записки. М., 2004.

25. Глушковский А.П. Воспоминания балетмейстера. Л.; М. 1940 Голицын В. М. Москва и ее жители 50-х годов XIX столетия // Московский журнал. 1991. № 9-- 11.

26. Голицын А.Н. Воспоминания: Записки П. Бартенева // РА. 1886. Кн. 2. Ю.Дашкова Е.Р. Записки княгини Дашковой. М., 1990. П.Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни. М, 1998.

27. Григорьев А. Воспоминания. М., 1988.

28. Гроссман Л.П. Записки д'Аршиака. Пушкин в театральных креслах. М., 1990.

29. Давыдов Н.В. Из прошлого. Т. 1. М., 1913.

30. Дашкова Е.Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. М,

31. Дементьев Е.М. Фабрика, что она дает населению, и что у него берет.

Размещено на http://www.allbest.ru

32. М., 1897; он же. Врачебная помощь фабричным рабочим. СПб., 1899; он же. Санитарное исследование фабрик и заводов Коломенского уезда. М., 1885.

33. Дмитриев М.А. Главы из воспоминаний моей жизни. М., 1998 ДонАминадо. Поезд на третьем пути. М., 1991.

34. Дорошевич В. М. Избранные страницы. М., 1986. Дурыдин С. Н. В своем углу. М., 15

35. Дюма А. Путевые впечатления в России. Т. 3. М., 1993. ЕвгенъевБ. Московская мозаика. М., 1983.

36. Евреинов М. Московская старина // Русский архив. 1877.

37. Ежов Н. Записки москвича (Картинки, встречи, впечатления) // Исторический вестник. 1909- № 10.

38. Житков Б.М. ...И был свободен обыватель // Вечерняя Москва 1995.6 апреля.

39. Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955.

40. Забелин И.Е. Воспоминания о жизни // Река времен. Кн. 2 М 1995. Загоскин М. Н. Москва и москвичи. Ч. 1--4. М., 1836--1848..

41. Зенбицкий П.М. Народные гулянья под Новинским // Старая Москва. Вып. 2. М., 1914.

42. Иванов Е.П. Меткое московское слово. М., 1989.

43. Иванчин-Писарев Я. Д. Письма Н. Д Иванчина-Писарева к И. М. Снегиреву. СПб., 1902.

44. Из писем А. Я. Булгакова к брату // Русский архив. 1901. № 1 -- 12. ИшимоваА О. Каникулы 1844 года, или Поездка в Москву. СПб.,

45. Карамзин Н. М. Записки старого московского жителя. М., 1986.

46. Кетов А П. Отрывки из воспоминаний Бекетова // Щукинский сборник Вып. 2. М., 1903.

47. КшеветтерА.А На рубеже столетий. Воспоминания. 1881-1914 М, 1996.

48. Кирсанова Р. Московский «Латинский квартал» // Родина. 1997. Кокорев И.Т. Москва сороковых годов. М., 1959.

49. Коненков С.Т. Мой век М, 1972.

50. Коонен А.Г. Страницы жизни. М.. 1985.

51. Корженевский П.И. Московские праздники // ОР РГБ. Ф. 436. К. 11.

52. Корженевский П. И. Московский Сен-Жермен // ОР РГБ. Ф. 436. К. 11. №25.

53. Кузнецов А. Альманах на 1826 год для приезжающих в Москву и для самих жителей сей столицы, или Новейший указатель Москвы. М.. 1826.