Ненасильственная борьба за мир без насилия

Есть основания думать, что для Ганди, как и для других выдающихся индийских мыслителей XX в., трансформация сознания каждого отдельно взятого человека, освобождение его от трусости и насилия были наиважнейшей задачей, более важной даже, чем пробуждение и освобождение Индии. Но это была как бы сверхзадача, проецируемая в отдаленное будущее. Сварадж, т.е. освобождение от колониальной зависимости, виделся ему задачей более легкой и более близкой и в то же время совершенно обязательной для успешного решения двух других задач - только что упомянутого духовного (и экономического, кстати сказать) раскрепощения каждого индийца и глобального переустройства на основах ненасилия. При этом требования, которые Ганди обращал к стране в целом и нации, фактически ничем не отличались от его требований, обращенных к отдельным людям, были по сути их продолжением. Ганди недаром заметил как-то мимоходом: "Быть такого не может, чтобы для атома были одни законы, а для Вселенной другие". И в другом месте: "Очень ошибаются те, кто думают, что если закон достаточно хорош для индивидуумов, то он не является таковым для всего человечества". Ненасилие было для Ганди той основой, на которой должны были строиться совершенствование человека, совершенствование общества, совершенствование мира.

Борьба против британского колониального господства в глазах Ганди и его последователей была дхарма-юддхой, войной против несправедливых сил. Ее цель - освобождение народа от иноземного ига - вписывалась в общие представления о постепенном торжестве истины и справедливости в космическом масштабе. Но, как и всякая справедливая война, она требовала высоко нравственных средств. Чистота средств на каждом отрезке борьбы, всегда и везде, была предметом особой заботы Ганди. Никакая, самая благая цель не могла бы оправдать в его глазах самое малейшее отступление от чистоты средств.

И в этом плане особенно важно детально разработанное в гандистской конфликтологии представление о противнике.

Казалось бы, для человека, поднявшего соотечественников на дхарма-юддху, свои и чужие должны быть четко и разделительно обособлены, действуя в черно-белом мире, где борцам за справедливость, на стороне которых и боги, и память о прошлом, и ответственность перед потомками, должна противостоять всяческая скверна. Да и вне метафизических рассуждений в реальной жизни жестокие и коварные колонизаторы могли восприниматься, казалось бы, только как объект ненависти (пусть и ненасильственной), тем более что в поводах для такого отношения недостатка не было. Расстрелы, избиения, унижение национального и человеческого достоинства - все это индийцы вынуждены были испытывать ежедневно.

Ганди, как известно, не щадил себя в длившейся несколько десятилетий борьбе за освобождение Индии. В его статьях и выступлениях нередко давались беспощадно резкие оценки деятельности британских колонизаторов. Но его личные отношения с представителями колониального аппарата нередко строились на взаимном уважении, а случалось и перерастали в своеобразную дружбу. Легче всего обвинить Ганди в непоследовательности, но как раз в этой своей "непоследовательности" он был чрезвычайно последователен. Воспитанным в принципиальной нетерпимости трудно понять и тем более принять уроки Махатмы, но здесь мы имеем дело с одним из ключевых моментов его учения.

Ганди решительно не желает идентифицировать своего оппонента с тем неправедным делом, которому тот служит. Он горячо верит в исходную добропорядочность каждого человека и в своей борьбе пытается опереться на совесть своего противника, разбудить ее своими ненасильственными действиями, своей приверженностью Истине, разбудить и сделать ее, совесть противостоящего ему человека (а не чиновника, служки, колонизатора), своей союзницей. Он как бы взывает к внутреннему голосу другого человека - будь то друг или враг, и в результате, благодаря благородности своих помыслов и действий, ставит своего противника перед выбором: либо отказаться служить неправедному делу и открыто признать правоту Ганди, либо сознательно идти против своей совести. Но даже в этом последнем случае победа была все равно за Ганди, ибо его противник в глубине души осознавал всю справедливость совершаемого им. Таким образом, Ганди боролся не с конкретным носителем зла, а в конечном счете за него, за его возвышение над ложно понятым чувством долга, за его приобщение к космическим силам справедливости и Истины. В отличие от Гитлера, стремившегося освободить своих последователей от химеры по имени совесть, Ганди каждым шагом своим пытался пробудить совесть и чувство справедливости в душах своих противников, никогда не предавая при этом свои принципы, не изменяя ни себе самому, ни целям возглавляемого им движения. Конечно, только человек кристально честный, ни разу за всю жизнь не оступившийся и к тому же отстаивающий действительно праведное дело и действительно чистыми средствами мог позволить себе такие отношения со своими противниками, да еще в сфере политики.

Ганди нередко употребляет как синонимы слова ненасилие и любовь. Не ненависть является конструктивной основой ненасильственного мира, а любовь к человеку и приверженность к Истине (а Истина и Бог, согласно Ганди, тоже синонимичны). Любовь к человеку эта активная преобразующая сила ибо она базируется на вере в изначальность добра, в неограниченность возможностей самосовершенствования, в способность каждого услышать голос своей совести.

Но Ганди был не только стратегом, но и тактиком. Тонкий и мудрый знаток человеческой души, он лучше, чем кто-либо другой понимал, что любой конфликт надежнее всего разрешается не через бесповоротную победу одной точки зрения над другой, а через сближение крайностей, через компромисс, через взаимные уступки. Компромисс - это умение пойти навстречу противнику, помочь ему "спасти лицо", но при этом добиться, чтобы он сделал хотя бы шаг навстречу справедливости. Компромисс - это выход из тупика, это движение, это единственная возможность преодоления закостеневания противостоящих позиций, и недаром Ганди увлеченно говорил о "красоте компромисса". В одном из своих интервью он признавал: "Конечно, если мы возьмем за правило придерживаться ненасилия, то жизнь превратится в ряд компромиссов; но это лучше, чем бесконечный ряд столкновений". Отсюда его стремление к переговорам, к всестороннему и откровенному обсуждению, к взвешенным уступкам друг другу. При этом политических противников Ганди всегда удивляла его полная открытость, нежелание скрывать свои мысли, свои мотивы, свои планы.

Абсолютная искренность была не единственным условием, которое Ганди предъявлял к переговорам; не менее важным было равенство партнеров, признание каждым из них равноправия собеседника. Ганди самой жизнью своей высвечивал бессмысленность и аморальность расистских представлений. Более того, Индия, от имени которой он вел переговоры с колониальной администрацией, была не той Индией, голодной и униженной, которую осенял британский флаг; он выступал от имени Индии - великой державы, Индии как бы нынешнего современного нам статуса. И мир, который виделся ему, был значительно ближе к миру сегодняшнему, чем к тому реальному, который слушал и не слышал его выстраданную всей индийской историей миролюбивую проповедь.

Концепция ненасильственного мира вытекает для Ганди из представлений о космическом порядке. В ней связаны воедино индивидуум, общество и космос. Борьба за мир становится явлением вселенского масштаба, но начинается она с самосовершенствования человека. Человек, живущий не в ладу со своим космическим предназначением, не установивший мира с самим собой и со своими соседями, не может бороться за мир за пределами своего общества. Это же верно в отношении общества - если оно построено на насилии, если какая-то часть внутри него подвергается репрессиям, такое общество не может быть борцом за мир.

Мир для Ганди это не договор, не документ, не просто отсутствие ненависти и столкновений, а конструктивное сотрудничество в духе любви, основанное на равноправии. Нетрудно заметить, что на взаимоотношения наций и всего человеческого сообщества переносятся правила, установленные для микроуровня.

В то же время Ганди отмечает и чисто политические моменты как обязательные предпосылки ненасильственного мира. К ним наряду с равенством наций относятся независимость всех государств, разоружение и ненасильственное, т.е. добровольное (пока не поздно!) перераспределение богатств.

С горечью отмечая в конце жизни, что "если великие державы не утратят стремления к эксплуатации и духа насилия, естественным выражением чего является война, а атомная бомба - неизбежным следствием, то нет никаких надежд на мир во всем мире", Ганди приходит к выводу о необходимости международной организации, призванной поддерживать и сохранять мир между народами. Знаменательно, что Устав Организации Объединенных Наций во многом соответствует духу учения Мохандаса Карамчада Ганди, великого сына индийского народа, воплотившего в практике политической жизни миролюбивые традиции своего народа.