Народы Кавказа в вооруженных силах СССР в годы Великой Отечественной Войны

Вражеская пропаганда, тяготы военной обстановки, неблагоприятные бытовые условия становились причиной воинских преступлений, в частности, сдачи в плен. Использование отечественных архивных источников по этому вопросу до сих пор невозможно. В немецкой литературе о битве за Кавказ, напротив, данные о количестве пленных бойцов Красной Армии привлекаются для иллюстрации временных успехов немецко-фашистской армии и поэтому встречаются часто. По данным немецкого генерала Э. фон Макензена, командовавшего летом и осенью 3-м танковым корпусом, наступавшим на нальчикском направлении, а затем 1-й танковой армией, только за первые два месяца кавказской кампании его корпус пленил 5 тыс. советских бойцов и командиров, причем 2465 чел. из них являлись перебежчиками120. Во время наступательной фазы Нальчикской операции (25 октября - 2 ноября) в плен попало 16 тыс. чел.121 Немецкие авторы нередко с удовлетворением отмечают, что большинство перебежчиков были представителями кавказских народов122. Подразделения Красной Армии, укомплектованные кавказцами, немцы считали «явно неустойчивыми»123, «имеющими невысокую боевую ценность по сравнению с «русскими»» частями124.

Состояние национальных дивизий вызывало сильное недовольство командования Северной группы войск. Выразителем этой позиции стал, прежде всего, командующий группой генерал-лейтенант И. И. Масленников. Он получил

эти соединения от Закавказского фронта в готовом виде и не нес прямой ответственности за результаты их формирования и уровень боевой выучки личного состава. Поэтому он открыто выражал свое раздражение. Пользуясь возможностью непосредственно связываться со Ставкой Верховного Главнокомандования и близкими отношениями с наркомом внутренних дел Л. П. Берия (он являлся заместителем наркома по внутренним и пограничным войскам), Масленников через голову командующего фронтом в конце сентября запросил Ставку о переформировании 89-й армянской, а затем еще трех азербайджанских -

402, 416 и 223-й стрелковых дивизий в стрелковые бригады сокращенного штата (по 4356 чел. в каждой), предварительно отсеяв из них «неустойчивый элемент»125. Это мероприятие означало бы сокращение численности личного состава национальных соединений от 40 до 60%.

Донесение Масленникова Ставке в обход членов Военного совета фронта вызвало возмущение последних. Членами Военного совета фронта состояли все первые секретари ЦК закавказских союзных республик - Г. А. Арутюнов, М. Д. Багиров и К. П. Чарквиани. Намерения Масленникова представлялись тем более вызывающими, что самая критикуемая 89-я армянская стрелковая дивизия создавалась как образцовая. Личный состав дивизии отбирался очень тщательно; удалось достичь рекордной партийно-комсомольской прослойки - 53% (при норме в 15-20%). Лучший личный состав изымался из прочих армянских частей126. В качестве политработников в дивизию было направлено немало высокопоставленных партийных функционеров, депутатов Верховного Совета Армянской ССР. В донесении политотдела дивизии в начале 1942 г. командно- политические кадры были охарактеризованы «опытные, смелые, волевые и энергичные, преданные делу партии Ленина-Сталина»127. На фоне таких отзывов результаты работы командиров и политработников, проявившиеся в первых боях, выглядели удручающе. Авторитет закавказских партийных лидеров, под чьим патронажем шло формирование дивизий, в глазах военных и центрального правительства был подорван.

9 октября на имя Сталина была направлена телеграмма за подписью командующего фронтом Тюленева и всех троих лидеров Закавказья - что случалось очень редко. Указывалось, что Военный совет Северной группы войск выдвинул предложение о реорганизации стрелковых дивизий ошибочно. Утверждалось, что в основу этой просьбы был положен лишь единичный случай с 89-й стрелковой дивизией.

Военный совет выделил три причины сложившейся ситуации. Наряду с политическими - засоренностью национальных частей «неустойчивым и вражеским элементом» и плохой организацией партийно-политической работы - впервые был отмечен «неучет национальных особенностей во время управления боем». Военный совет просил отменить решение о реорганизации национальных соединений. Предложенные им меры по исправлению сложившейся ситуации также были традиционными: во-первых, развертывание «углубленной политической работы» в войсках, во-вторых - очистка частей от трусов, паникеров и предателей128. Сталин поддержал просьбу Военного совета фронта. На этом этапе конфликт был исчерпан. Все центральные комитеты партии закавказских союзных республик направили в стрелковые дивизии комиссии, возглавляемые высокопоставленными партийными чиновниками - секретарями ЦК, заведующими военными отделами ЦК республик и т.п.

Однако от боевого использования национальных дивизий пришлось надолго отказаться. Подавляющая часть национальных соединений Северной группы (402,

416, 414, 417, 89, 223-я, а также укомплектованные по преимуществу представителями народов Кавказа 271, 320 и 77-я стрелковые дивизии) были включены в состав занимавшей спокойный участок обороны 44-й армии и находившейся во втором эшелоне 58-й армии. Тяжесть боевых действий с врагом несли на себе крайне истощенные боями части 9-й и 37-й армий, укомплектованные преимущественно славянами. За распределение славянских соединений по объединениям фронта (армиям и группам войск), особенно гвардейских частей, нередко возникали тяжбы, в которые приходилось вмешиваться даже Генштабу129.

Анализ конфликта между военными советами Закавказского фронта и Северной группы войск приводит к следующим выводам. Военный совет Северной группы аккумулировал устойчивые представления командного состава о военнослужащих-кавказцах. Зафиксированы случаи, когда под разными предлогами комдивы отказывались принимать кавказское занаряженное им кавказское пополнение130. Однако Масленников не решился бы вмешаться в область национальной политики, не чувствуя поддержки сверху. Именно на сентябрь, первую половину которого Берия провел на Кавказе, относится период наибольшей «независимости» Масленникова от Военного совета Закавказского фронта. Нередко командующий Северной группой не ставил в известность своего непосредственного начальника о принимаемых решениях, направляя донесения о

них только в два адреса - Сталину и Берии. В связи с этим отношения между военными советами Закавказского фронта и Северной группы войск и лично между генералами Тюленевым и Масленниковым весь период обороны Кавказа были конфликтными131.

Покровительством Берии следует объяснять и избирательность критики

Масленникова: из четырех намеченных Масленниковым к переформированию дивизий три были азербайджанскими, одна армянская и ни одной грузинской дивизии. При том повышенном внимании, которое нарком уделял формированию грузинских соединений, поставить под сомнение его усилия Масленников не мог, хотя боеспособность некоторых дивизий, укомплектованных грузинами, была не выше, чем армянских и азербайджанских. К тому же, Масленников учитывал грузинское происхождение Берии и Сталина. Между тем, 414-я грузинская дивизия характеризовалась как низкодисциплинированное соединение.

Поэтому, хотя в октябре 1942 г. партийные лидеры Закавказья и выступили единым фронтом против намерений Военного совета Северной группы войск, наиболее активную защитную позицию вынужден был занять М. Багиров. Он чаще других вмешивался в конфликты по поводу национальных дивизий, в различных докуме нтах комментировал действия азербайджанских дивизий, стремясь представить их в лучшем свете и т. д. Сохранилось немало сведений о том, как Багиров лично инспектировал азербайджанские дивизии и разрабатывал для Военного совета фронта мероприятия по оздоровлению положения в них146. Начальник Упраформа фронта генерал-лейтенант Курдюмов подчеркивал, что никто более из руководителей союзных и автономных республик, территории которых входили в состав фронта, не предъявлял военным так много претензий147.

Багиров первым использовал средства политического давления на военных. В частности, распоряжения начальника Упраформа фронта, требовавшего использовать на укомлектование частей только лиц, владевших русским языком, он расценил как «провокационные» и «нечистоплотные»148. Сознательный перевод конфликта на политические рельсы стал сильным средством кавказских партийных лидеров в противоборстве с военными начальниками, заставлял их искать оправдания своим действиям.

Среди документов Военного совета Закфронта регулярно встречаются личные письма на имя Багирова, принадлежавшие, как правило, перу политработников и командиров среднего звена азербайджанской национальности (политруков, старших политруков, лейтенантов, капитанов). Руководствуясь не правилами субординации, а порывами совести - «революционной сознательностью» - авторы откровенно информировали секретаря ЦК о тяжелом бытовом положении бойцов, трудностях воспитательной и пропагандистской работы с азербайджанцами в русскоязычной среде, фактах ущемления национальных чувств бойцов-азербайджанцев149. Багиров не оставлял без внимания такие неофициальные обращения - на них осталось множество помет и резолюций как самого Багирова, так и прочих руководителей фронта, кому он направлял документы для принятия мер. В то же время в обширном массиве документации Военного совета Закавказского фронта не обнаружено признаков подобной переписки фронтовиков с лидерами Грузии и Армении.

Активность Багирова можно объяснить и его близкими, даже дружескими отношениями с Берией150. Американский исследователь Т. Свентоховский охарактеризовал их как «классический пример советского высокопоставленного патроната»151. Уже к началу войны культ личности Берии в Закавказье вполне сложился и по масштабам уступал только культу личности Сталина. Масленников и Багиров были выдвиженцами одного и того же кремлевского вождя. Однако лидер Азербайджана имел большие возможности выхода непосредственно на Сталина, чем эффективно пользовался.

Багиров всеми средствами старался развеять предвзятое отношение к азербайджанцам. Работники ЦК КП(б) Азербайджана, которые почти непрерывно находились в азербайджанских частях, регулярно информировали первого секретаря об отличившихся бойцах. Багиров, в свою очередь, доводил эти сведения до Военного совета фронта. Примером массового героизма воинов азербайджанской национальности стал бой частей 9-го стрелкового корпуса в районе станицы Ищерской на северном берегу р. Терек. В составе корпуса имелись несколько частей, полностью укомплектованных азербайджанцами. После сформирования корпус лишь недавно вошел в соприкосновение с противником. 17 ноября части 40-го немецкого танкового корпуса подвергли советскую пехоту ожесточенным атакам бронетехники и мотопехоты. Части 9-го корпуса отбили десятки атак, однако выстояли. В боях отличилось немало бойцов и командиров азербайджанской национальности. Двое из них были представлены к званию Героя Советского Союза. Например, младший лейтенант Идрис

Сулейманов был четырежды ранен, однако не ушел с поля боя, пока со своим подразделением не занял новый рубеж152. Этот пример показывал, что азербайджанцы тоже были способны храбро драться.

Новый этап дискуссии вокруг национальных формирований относится к декабрю 1942 г. В этот период Закавказский фронт оказался вовлеченным в грандиозный стратегический замысел Верховного Главнокомандования по разгрому южного крыла немецко-фашистских войск на советско-германском фронте. Содействуя наступавшим фронтам сталинградского направления, советские войска на Северном Кавказе должны были сковать, а затем и разгромить противостоявшую частям Северной группы войск 1-ю немецкую танковую армию и тем создать условия для полного окружения и уничтожения кавказской группировки противника153.

Для решения такой масштабной задачи потребовалось привлечение всех наличных сил фронта. К этому времени советские войска на Северном Кавказе набрались боевого опыта, научились бить врага, что показали героическая оборона Новороссийска, Туапсе, грамотно проведенные оборонительные и контрнаступательные операции под Моздоком и Владикавказом. На первое декабря соотношение сил на фронте Северной группы войск было в нашу пользу по пехоте 3:1, по артиллерии 2:1, по минометам 4:1, по танкам 1:1154. Противник потерял свое главное преимущество в танках, позволявшее ему до сих пор атаковать превосходящие его по другим видам оружия советские войска. Впервые в оперативном планировании главные надежды возлагались на свежие части 44-й (командующий генерал-майор В. А. Хоменко) и 58-й (командующий генерал- майор К. С. Мельник) армий.

Поскольку контрнаступление советских войск под Сталинградом уже началось, сроки подготовки операции войск Северной группы были ограничены. Многие мероприятия пришлось сократить, а от некоторых отказаться вовсе. Измотанные в боях части 37-й и 9-й армии пополнились лишь частично, материальные запасы не были накоплены, система питания войск и эвакуации раненых не разработаны, полноценные разведданные о противнике добыты не ыли. 27 ноября войска 37-й и 9-й, а 30 ноября войска 44-й армии перешли в наступление по всему фронту Северной группы. С самого начала операция велась под непрерывным давлением Ставки, требовавшей не ослаблять нажима на противника и не допустить переброски его механизированных дивизий под Сталинград. Войска несли тяжелые потери и практически не имели продвижения. Более того, противнику удалось высвободить и отправить на север сразу две подвижные дивизии - 23-ю танковую и мотодивизию СС «Викинг».

Уже 7 декабря наступление пришлось приостановить. В докладе Военному совету фронта начальник штаба генерал-лейтенант А. И. Антонов сообщал:

«Войска Северной группы какого-либо значительного успеха не достигли… и план наступательной операции фактически был сорван»155. Однако, некоторый успех наметился на левом берегу Терека, где наступление против немногочисленных сил прикрытия противника вели части 44-й армии, 4-го и 5-го гвардейских корпусов. Решено было основной удар перенести на этот участок фронта. 9-я и 37-я армии перешли к обороне156.

11 декабря советское наступление возобновилось и продолжалось до 31 декабря. В составе 44-й армии наступали 402, 416-я и 223-я азербайджанские, 409-я армянская, 414-я грузинская стрелковая дивизии, 320-я дивизия, укомплектованная преимущественно армянами. Несколько позже в бой была введена 271-я дивизия, укомплектованная преимущественно азербайджанцами, 151-я дивизия, преимущественно армянская и 347-я дивизия смешанного национального состава. На южном берегу Терека в наступление перешли части 58-й армии, в составе которой была 89-я армянская дивизия и несколько дивизий смешанного национального состава. Общее число представителей кавказских народов в войсках Северной группы составляло 42,5% личного состава157.

Таким образом, основная тяжесть наступательных боев впервые выпала на дивизии, укомплектованные представителями закавказских народов. Декабрьское наступление войск Северной группы войск Закавказского фронта - единственная операция Великой Отечественной войны, в котором национальные соединения применялись столь массово.

В телеграфных переговорах с командармом-44 Хоменко Масленников настойчиво повторял: «Требую самых решительных действий, не оглядывайтесь на фланг и на свой тыл. Надо бросить все силы, каковыми Вы располагаете и во что бы то ни стало выполнить поставленную Вам задачу», «Говорить об усталости [войск] и о необходимости смены новыми вредно» «Частям, не выполнившим свою дневную задачу, выполнять эту задачу ночью», «Любыми средствами, не останавливаясь ни перед чем… заставить войска наступать…»158.

Долго не была налажена связь между соединениями и вышестоящими штабами. Оперативный отдел штаба 44-й армии, так же, как и штабы дивизий оказались не готовыми к руководству и координированию наступательной операции159. Штаб наступавшей армии оказался далеко оторван от наступавших частей, вследствие чего, порой, по несколько дней не имел подробных сведений о положении на фронте и подавал в вышестоящие штабы информацию, не соответствовавшую действительности. В оперативных сводках штаба Закавказского фронта данные о боевых действиях соединений 44-й армии нередко заменялись фразами типа «сведений не поступало» или «положение без изменений»160.

Командный состав кавказских дивизий, в значительном числе призванный из запаса, не обладал высокой квалификацией, использовал шаблонные тактические приемы боя. Соседние дивизии, как правило, не знали положения друг друга и не могли оказать друг другу помощь. Например, о гибели 402-й стрелковой дивизии в районе хутора Ново-Мельников стало известно лишь спустя несколько дней, а до этого оперативные расчеты строились с учетом планового продвижения дивизии вперед. Недостаточная выучка командиров и сложные условия местности (однообразная песчаная степь, почти без ориентиров) становились причиной того, что части нередко блуждали по степи, наскакивая на подвижные группы противника. Специалисты дивизий (артиллеристы, минометчики, связисты и др.) были плохо обучены и не могли обеспечить поддержку атакующей пехоты и взаимодействие подразделений. Полноценный подвоз боеприпасов и питания, так же как и эвакуацию раненых до нового года так и не удалось организовать. Перебои с питанием стали хроническими. В 416-й азербайджанской дивизии ни одного дня не проходило без перебоев с питанием, в

89-й армянской дивизии люди два месяца не мылись в бане, завшивели и износили одежду и обувь. В 58-й армии ощущался острый недостаток продуктов и зимнего обмундирования. Все это, отмечали политработники, являлось основной причиной «невыполнения отдельными подразделениями боевых приказов»161.

Много раз на протяжении декабря 1942 г. по свидетельству германских историков, немецкая группировка на северном берегу Терека находилась на грани катастрофы162. Однако наступление вновь не имело успеха. Стрелковые части несли тяжелейшие потери, большинство из них к 1 января 1943 г. лишились 50-70

% своего личного состава. Так, в частях 9-го стрелкового корпуса на 26 декабря оставалось лишь 246 активных штыков - 130 в одной бригаде и 116 в другой163. Некоторые дивизии (402-я и 320-я) попали в окружение и были смяты немецкими танками. Но решительного успеха достичь не удалось. Потери частей 44-й армии оказались самыми высокими в декабре среди всех армий Закавказского фронта (см. приложение 9). По донесению командарма к концу месяца армия была фактически небоеспособной.

Вся тяжесть наступления выпала на плечи необстрелянных, плохо обученных, голодных и полураздетых бойцов-кавказцев. И во многих боевых эпизодах они показывали образцы мужества и героизма. «Пехота у нас золотая и все беды терпит она», - признавал начальник штаба Северной группы генерал-майор А. А. Забалуев164. В одной из аналитических записок о высоких потерях в азербайджанских дивизиях штаба группы особо подчеркивалось: «Пехотинцы азербайджанской национальности смело шли вперед и не отступали перед танковыми атаками, но зачастую, без поддержки огня бронебойщиков, не умея должным образом применять противотанковые гранаты и бутылки, несли большие потери»165.

В тоже время наблюдалось падение дисциплины. Возросло число без вести пропавших в частях 44-й армии. Например, 22 декабря в 416-й дивизии пропали без вести 253 чел., в 409-й - два стрелковых взвода. Этим термином в советских документах нередко именовали лиц, попавших во вражеский плен. По немецким данным в течение месяца на левом берегу Терека было захвачено в плен 8037 чел., из которых 1037 чел. сознательно перебежали в расположение противника166 (по советским данным таковых было 110 чел). В дневнике командира одного из подразделений 111-й немецкой пехотной дивизии, действовавшего на северном берегу Терека было записано, что в его расположение «при каждой возможности приходят перебежчики, главным образом, представители кавказских народов, не говорящие по-русски»167.

Прежде, в Черноморской группе войск, Каганович уже наблюдал в бою национальные части. Единственная в составе группы войск 408-я армянская стрелковая дивизия в октябре 1942 г. оказалась на направлении главного удара противника и подверглась разгрому181. В приказе командующего Черноморской группы войск от 29 октября была отмечена слабая боевая подготовка и неустойчивость личного состава. От должностей было отстранено военное и политическое руководство соединения182. В то же время Военный совет группы учел объективные обстоятельства поражения дивизии и специальным приказом отметил те подразделения дивизии, которые не дрогнули и долго дрались в окружении, дождавшись контрнаступления советских войск183. Многие историки согласны с такой оценкой действий 408-й дивизии184. В документах Черноморской группы войск не обнаружено ни одного националистического выпада в адрес военнослужащих 408-й стрелковой дивизии и бойцов нерусских

национальностей других частей группы. Таким образом, Л. Каганович как член Военного совета Черноморской группы четко обозначил свою позицию по вопросу национальных формирований.

Поэтому он уверенно и решительно дал отпор действиям Масленникова. Каганович возглавил комиссию по исследованию состояния национальных соединений и лично выезжал на места185. В специальном постановлении Военного совета фрота генералу Масленникову было указано, что вместо добросовестного исправления недостатков в организации наступления, вскрытых после приостановки наступления 8 декабря, он «все свои усилия направил на оправдание грубых ошибок и взваливание недостатков руководства на войска».

Каганович сознательно пошел на эскалацию политических мотивов в разрешении конфликта: «Вы скатываетесь на совершенно неправильный путь охаивания национальных дивизий…»186 В другом документе в адрес Военного совета Северной группы произошедший инцидент характеризовался как «грубая политическая ошибка»187. Знакомый с этими оценками А. Даниялов в конце декабря в донесении Кагановичу пошел еще дальше, квалифицируя позицию отдельных командиров Северной группы войск как «по сути фашистскую»188.

На этот раз проблема имела большой резонанс и стала причиной комплексной проверки частей Черноморской и Северной групп Закавказского фронта работниками Главного политического управления РККА. Ее итоги были подведены в директиве начальника ГлавПУ генерал-полковника Щербакова № 01 от 24 января 1943 г. В директиве отмечались низкий уровень бытового обслуживания бойцов, формальность партийно-политической работы в войсках, распространение среди командного состава шовинистических настроений к бойцам нерусских национальностей189.

На некоторое время после этих событий проблема национальных дивизий оказалась в центре внимания руководящих органов. Военный совет Северной группы войск, «признавший свою ошибку» и обязавшийся покончить с «недооценкой» военнослужащих нерусских национальностей, выработал и принял обширную программу из четырнадцати пунктов. Сюда, в частности, входили меры по укреплению партийно-комсомольских организаций, существовавших во время боев только формально, усилению пропаганды на языках народов Закавказья, расширению подготовки командных кадров из среды националов и т. д. Отдельно было указано на необходимость улучшения питания и бытовых условий бойцов, причем рацион должен был быть пересмотрен с учетом их национальных особенностей. Для непосредственной работы в частях, туда были направлены члены Военного совета группы190. Со своей стороны, Военный совет Закавказского фронта, в лице Л. Кагановича отслеживал

состояние национальных дивизий. Их начальники политотделов лично докладывали Кагановичу о текущих делах.

Однако политический фактор не смог оказывать длительного влияния на решения военных. Началась важная операция по преследованию отступавшего с Северного Кавказа противника. В тяжелых условиях непрерывного марша, в которых войска находились в течение января и февраля 1943 г., реализовать намеченную программу оздоровления обстановки в национальных частях было невозможно. Напротив, наступавшие части - и не только национальные - несли на себе дополнительные тяготы, связанные с длительным маршем, растянутыми на сотни километров тылами и чрезвычайно холодной зимой.

24 января 1943 г. Северная группа войск Закавказского фронта была преобразована в самостоятельный Северо-Кавказский фронт. Новое объединение возглавил генерал-лейтенант (с 30 января - генерал-полковник) Масленников. Почти одновременно Л. Каганович был отозван в Москву. Новый комфронта получил возможность самостоятельно распоряжаться национальными формированиями. Он более не допускал «грубых политических ошибок» в виде националистических выпадов. Большинство национальных дивизий на несколько месяцев были выведены на тыловые оборонительные рубежи и не участвовало в наступательных операциях на Кубани. В условиях быстрого сокращения линии фронта и уплотнения боевых порядков в них не было острой необходимости.

Анализ источников показал, что переход в начальный период войны к однонациональной системе комплектования военных формирований был вызван объективными причинами: выбытием из строя в результате потерь значительной части кадрового состава Красной Армии и дефицитом подготовленных в военном отношении и владевших русским языком людских ресурсов в национальных регионах СССР.

Северокавказские и закавказские национальные формирования уже на этапе формирования имели принципиальные отличия. Северокавказские дивизии изначально выполняли компенсаторную функцию в условиях в целом репрессивной национальной политики правительства в регионе. При общей тенденции к ограничению доступа в ряды Вооруженных Сил представителей некоторых северокавказских народов, национальные дивизии были призваны аккумулировать положительный патриотический порыв горцев. Поэтому их формирование здесь проходило публично и на добровольных началах. Политические задачи имели приоритет перед интересами военного строительства, поэтому задача ограничивалась созданием единичных образцовых соединений, без массового вовлечения горцев в ряды Красной Армии. Из-за недолгого существования кавказских национальных дивизий, их политическая история не получила развития.

Напротив, формирование национальных соединений в Закавказье преследовало цель вовлечь в ряды Красной Армии максимум имевшихся ресурсов военнообязанных и призывников закавказских национальностей, слабо владевших русским языком и не имевших военной подготовки. Национальные дивизии здесь создавались на общих условиях, принятых в Красной Армии.

Национальное военное строительство шло во многих национальных регионах, но только на Кавказе совпало по времени с возникновением реальной угрозы региону со стороны противника. Поэтому, хотя из-за специфических кадровых проблем они отличались низкой боеспособностью, но не были подвергнуты расформированию, а, напротив, явились важным элементом в построении обороны Закавказского фронта. Однако проявившиеся в первых же боях имманентные недостатки национальных дивизий стали причиной острого конфликта между военными и политическими руководителями Закавказского фронта. Дискуссия вышла далеко за рамки обсуждения собственно проблем боеспособности кавказских дивизий. В подтексте претензий военных явно читалось сомнение в политической благонадежности военнослужащих кавказских национальностей. Лидеры Закавказья также пользовались политическими аргументами, обвиняя военное руководство в великорусском национализме.

Использование политической аргументации становилось тем интенсивнее, чем напряженнее было положение на фронте. Обе конфликтующие стороны маскировали, таким образом, собственные упущения: политические руководители фронта - в ходе боевой подготовки национальных соединений, военные - в ходеих использования в бою. Поэтому спор был далек от объективности. В пользу последнего тезиса говорит и явная избирательность объектов критики Военным советом Северной группы войск. За рамками дискуссии остались грузинские формирования. Очевидно, роль здесь сыграли принадлежность к грузинской нации Сталина, а также Л. Берии, курировавшего битву за Кавказ.

Для разрешения конфликта потребовался арбитраж Сталина. Благодаря его взвешенной позиции не было допущено дальнейшей эскалации межнациональной напряженности в войсках, а большинство кавказских национальных формирований сохранились как боевые единицы и в дальнейшем хорошо зарекомендовали себя.

§ 3. Кавказские национальные дивизии после коренного перелома в Великой Отечественной войне (1943-1945 гг.)

1943 год стал годом триумфа Красной Армии, годом великих, переломных побед под Сталинградом, Новороссийском, Курском, в Донбассе и на Днепре. Красная Армия прониклась духом победы. Кавказские национальные дивизии внесли немалый вклад в коренной перелом в войне, но вступили в 1943 г. в крайне измотанном состоянии. С февраля 1943 г. большинство из них на несколько месяцев были выведены во второй эшелон или на второстепенные участки обороны, где они доукомплектовывались и занимались боевой подготовкой.

История кавказских национальных дивизий в этот период изучена слабо. Исследователи отмечают в истории нацформирований последних лет войны устойчивую тенденцию: мононациональный состав кавказских дивизий (как и прочих нацдивизий, формировавшихся в начале войны) стал быстро размываться за счет вливания в состав национальных дивизий пополнений разных национальностей. Одновременно наращивались темпы строительства национальных дивизий и корпусов из представителей народов Прибалтики иВосточной Европы191. По мнению А. П. Артемьева, в национальных формированиях отпала необходимость, поскольку бойцы-националы достаточно возмужали, выучили русский язык и могли сражаться на равных с красноармейцами-славянами192. Документы фиксируют явные качественные изменения личного состава национальных формирований. Участие в тяжелых боях на Кавказе не прошло для них бесследно. С приобретением бойцами нерусских национальностей боевого опыта, их политико-моральное состояние становилось устойчивым. По выражению командира 276-й грузинской дивизии, люди «посуровели»193. С середины 1943 г., когда кавказские национальные дивизии интенсивно пополнялись личным составом, документы нередко фиксировали ситуацию, обратную той, которая наблюдалась в 1941-1942 гг. Бойцы кавказских национальностей, как ветераны своих частей теперь становились авторитетами в отношении нового пополнения разных национальностей, являлись кадровым ядром подразделений194. Теперь они редко становились нарушителями дисциплины.

Многие кавказские дивизии вели наступательные бои на самых ответственных участках фронта. Например, 223-я азербайджанская стрелковая дивизия в 1943 г. участвовала в прорыве вражеской обороны под Харьковом, захвате плацдарма в районе Аулы при форсировании Днепра. Весной 1944 г. дивизия участвовала в тяжелых боях за плацдарм на правом берегу р. Днестр, а в августе - в знаменитой операции по уничтожению Ясско-Кишиневской группировки врага, в ходе которого пленила 3327 немецких солдат и офицеров195.

В целом приток закавказцев в ряды Красной Армии существенно сократился из-за исчерпания людских ресурсов союзных республик. Так, к исходу битвы за

Кавказ число армян, азербайджанцев и грузин в войсках Северо-Кавказского фронта снизилось в течении года - с ноября 1942 г. по ноябрь 1943 г. - с 42,5% до 12,9% (см. приложение 10)

После зимней наступательной кампании зимы 1942/1943 гг. по действовавшим кавказским национальным формированиям не принято ни одного решения государственного уровня. Поэтому вопрос о поддержании мононационального характера кавказских дивизий в значительной мере утратил свою актуальность, решался теперь индивидуально и зависел, главным образом, от субъективных факторов - воли и желания на то закавказских лидеров, командования действующих группировок войск, в составе которых находились национальные формирования, и в определенной степени - позиции Военного совета Закавказского фронта, готовившего резерв личного состава для таких соединений.

Для фронтового руководства проблема сохранения однонационального состава являлась лишней «головной болью». Русскоязычное пополнение целенаправленно равномерно распределялось в подразделениях196.

Статистика национального состава дивизий велась в тот период нерегулярно, поэтому трудно представить ее полную картину. Таблица 4 составлена на основе разрозненной документальной информации, однако общая тенденция очевидна. Еще в декабре 1942 г. укомплектованные почти на 100% одной национальностью кавказские дивизии быстро теряют свою мононациональную специфику.

223-я азербайджанская дивизия в числе первых форсировала Днепр, учавствовала в уничтожении Ясско-Кишеневской группировки противника, освобождении Белграда и т. д.

Возможно, набор дивизий-символов стал бы шире, но период гласности в содержании праздничных приказов НКО вскоре окончился, соображения сверхсекретности вновь взяли верх. Уже с конца 1943 г. населению подавалась усеченная информация, не позволявшая персонифицировать образ героического соединения, отмеченного Верховным Главнокомандующим. Например, присвоение «соединению генерал-майора Бобракова» почетного наименования

«Симферопольская» не нашло никакого отклика в азербайджанской прессе210.

Между тем речь шла об отличившейся в боях за освобождение Крыма старейшей 77-й азербайджанской дивизии.

Таким образом, перед пропагандистскими органами не стояло задачи объективного освещения боевого пути национальных формирований. Главной целью прославления отдельных дивизий было создать их идеальный образ, пригодный для пропагандистского использования. Он вмещал в себя типичные идеологические штампы, мифологические образы, имевшие мало общего с реальным трудным и противоречивым боевым путем этих соединений. Так, осенние 1942 г. бои 89-й стрелковой дивизии на р. Терек, в которых она проявила себя как неустойчивая и малобоеспособная, стали теперь началом «славного пути», когда воины-армяне «обрушили всю огневую мощь советского оружия на головы захватчиков», «непреодолимой стеной стали на рубежах нашей обороны»211. В ходе кровопролитных наступательных боев в декабре 1942 г. 416-я азербайджанская дивизия ни разу не прорвала немецкой обороны и потеряла до

80% личного состава. Между тем, в газете «Бакинский рабочий» сообщалось, что «дивизия успешно выполняла одно боевое задание за другим» и в конце концов «оборона противника была окончательно сломлена»212. Автором статьи был командир дивизии полковник Д. М. Сызранов, хорошо осведомленный в подлинном положении дел, но по тем или иным причинам втянувшийся в мифотворчество.

Таким образом, создавалась как бы параллельная история национальных соединений, положенная позже в основу обширной послевоенной историографии национальных формирований.

На заключительном этапе войны в судьбе национальных формирований Красной Армии произошел неожиданный поворот. На 10 сессии Верховного Совета СССР I Созыва 1 февраля 1944 г. был принят Закон «О создании войсковых формирований Союзных Республик и о преобразовании в связи с этим Народного Комиссариата Обороны из общесоюзного в союзно-республиканский комиссариат». В соответствии с этим были внесены изменения в Конституцию СССР (статьи 14, 18 и 60), а позже внесены поправки в конституции союзных республик. Отныне было установлено право союзных республик «иметь свои войсковые формирования» и военное министерство, в то время как руководящие основы военного строительства на местах оставались за союзным центром. Вопрос о военной реформе рассматривался на сессии в связке с аналогичной реформой внешнеполитического ведомства, которое также было преобразовано в союзно-республиканское. С главным докладом на сессии выступил нарком иностранных дел В. М. Молотов.

Главным тезисом его доклада было утверждение о том, что в результате успешного социалистического строительства союзные республики вышли на новый уровень социально-политического и культурного развития. При этом их возможности выросли, а потребности возросли. Это сделало необходимым допустить ведение республиками самостоятельной внешней политики в рамках внешнеполитического курса СССР и заниматься собственным военным строительством в составе Красной Армии.

В случае республиканских МИДов Молотов достаточно конкретен: специфические культурные и экономические интересы республик требовали ведения внешнеполитических дел, касавшихся их, с учетом их национальной специфики. Отныне союзные республики могли вступать с иностранными государствами в непосредственные сношения, заключать с ними соглашениями, обмениваться дипломатическими представителями. Соответственно возникали задачи по воспитанию национальных дипломатических кадров, повышению уровня изучения истории, культуры и языков зарубежных государств. Упор на общественно-культурное сотрудничество с заграницей делало функции будущих республиканских МИДов схожими с функциями ВОКСа - Всесоюзного общества культурных связей с заграницей. Но, несмотря на декоративность полномочий, их деятельность более или менее была наполнена содержанием.

Напротив, и терминология и перспективные планы военной реформы в союзных республиках были весьма неопределенны. Молотов не пояснил, чем должны заниматься новые наркоматы обороны, ограничившись пропагандистскими лозунгами о дальнейшем росте мощи Красной Армии. Последующие докладчики на сессии Верховного Совета Союза ССР и на сессиях верховных советов закавказских республик, не получив руководящих указаний, ограничивались пересказом тезисов доклада Молотова и текущих указаний Сталина. Сообщалось о больших достижениях на фронте национальных соединений, росте профессионализма национальных командных кадров, пользе возрождения национальных воинских традиций и т. д.213 До конца не была определена даже терминологическая база реформы: новый закон не содержал определения «войскового формирования союзной республики», не пояснил новый термин и Молотов. Представители республик ставили в пример уже существовавшие национальные дивизии, но речь в законе шла об «образовании» республиканских войсковых формирований. Последний термин не подменял «национальные формирования», как иногда подается в литературе214. Не разъяснялись функции новых республиканских наркоматов обороны. Последние становились предметом предположительных суждений некоторых выступавших на сессиях верховных советов республик. Наиболее творчески к вопросу подошли в Грузии. Главный докладчик по вопросу на VII сессии 1-го созыва Верховного Совета Грузинской ССР председатель СНК В. М. Бакрадзе увязал современные преобразования с довоенным опытом строительства национальных формирований. Он так определил круг полномочий нового наркомата: ему «придется провести большую работу в области укрепления и дальнейшего улучшения военного обучения в школах, вузах и подразделениях Всевобуча»215. Более чем скромные попытки уяснить содержание реформы тонули в славословиях в адрес вождей страны и союзных республик и их национальной политики.

Далее конституционных реформ в союзных республиках СССР дело, однако, не пошло. Среди документов Закавказского фронта и Бюро ЦК закавказских союзных республик за период 1944-1945 гг. не обнаружено ни одного конкретного решения, связанного с новой военной политикой. Военный совет и штаб Закавказского фронта продолжал выполнять функции военного строительства в Закавказье, координируя свою деятельность с республиканскими военкоматами и военными отделами республиканских центральных комитетов партии.

Постановления верховных советов всех уровней в СССР не засекречивались и публиковались в прессе и специальных изданиях. Поэтому в отличие от подавляющего большинства мероприятий, связанных с военным строительством на Кавказе и ставших предметом данного диссертационного исследования, закон о создании в союзных республиках наркоматов обороны, как и прения по этому поводу в союзном и республиканских парламентах немедленно были доведены до населения. Однако, пропагандистская кампания, начатая было в период сессий верховных советов Закавказья весной 1944 г., неожиданно оборвалась, что вполне отражало незавершенность реформы, ее формальность. Немногочисленные разъяснительные статьи по этому поводу в основном обыгрывали положения 944 г. № 39.

доклада Молотова. Пропагандой даже был проигнорирован сталинский тезис о войсковых формированиях в союзных республиках, озвученный в праздничном приказе народного комиссара обороны, посвященном 26-й годовщине Красной Армии в феврале 1944 г.216 Столь важные конституционные изменения не получили никакого отражения в многотомных изданиях советского периода по истории союзных республик.

Анализ документов показывает, что реформа готовилась спешно, была слабо согласована с имевшимся опытом военного строительства в национальных регионах, а, возможно, и вовсе была формальной, изначально нереализуемой. В чем же была ее цель? Лишь немногие историки прокомментировали решения Верховного Совета СССР от 1 февраля 1944 г. Н. А. Кирсанов и А. Л. Альштадт предлагают искать истоки реформы в области большой политики217. Н. А. Кирсанов связывает ее с активным обсуждением в тот период в рамках антигитлеровской коалиции формата будущей международной организации по поддержанию мировой безопасности и порядка голосования в ней218. Действительно, на конференции, посвященной специально этому вопросу, проходившей в американском Думбартон-Оксе в августе 1944 г., вопрос о членстве в создаваемой ООН стал одним из наиболее острых. Советский Союз выдвинул требование о принятии в состав организации всех своих шестнадцати республик. Понадобилось придать союзным республикам недостающие атрибуты суверенной государственности - армию и самостоятельную внешнюю политику. Это вызвало резкие протесты главных партнеров на переговорах - английской и американской делегации. «Россия, сознавая свою мощь, может стать более алчной», - так прокомментировал ситуацию У. Черчилль219. Союзников не впечатлило молниеносное «повзросление» союзных республик. Они ставили в пример британские доминионы, «которые приближались к независимости постепенно и терпеливо»220. Поддавшись давлению западных держав, Советский Союз снял вопрос с повестки дня конференции, отложив его решение на будущее. Сталин при этом в довольно резкой форме заявил Рузвельту что, якобы,

«Правительства Союзных Республик весьма настороженно относятся к тому, как отнесутся дружественные государства к принятому в Советской Конституции расширению их прав в области международных отношений», и что эта «исключительно важная проблема» требует дальнейшей проработки221.

После наделения Советского Союза как великой державы статусом постоянного члена Совета Безопасности с правом вето, вопрос о принятии в ООН всех 16 республик стал для советской стороны не принципиальным. В ряду других, более важных проблем, таких, как состав Совета Безопасности будущей Организации Объединенных Наций и схема голосования в нем, проблема раздела сфер влияния в Восточной Европы, будущего Германии, польского вопроса и др., он был второстепенным, став предметом дипломатического торга с западными союзниками. В январе 1945 г. во время Ялтинской конференции к «большому облегчению»222 последних был достигнут компромисс: США Великобритания обещали поддержать на предстоявшей конференции Объединенных Наций в Сан- Франциско предложение СССР о предоставлении статуса полноправных членов ООН Украине и Белоруссии223.

Теперь правомерно поставить вопрос: есть ли взаимосвязь между приостановкой призыва у закавказцев осенью 1943 г. с описанными событиями в области внешней политики? На первый взгляд, при их сопоставлении обнаруживается хронологическая симметрия. Впервые послевоенное мироустройство стало предметом обсуждения союзников по антигитлеровской коалиции на конференции министров иностранных дел в Москве 19 - 30 октября

1943 г. Решимость мировых держав к созданию международной организации безопасности были подтверждены на Тегеранской конференции в ноябре 1943 г. Можно было бы предположить, что поначалу советское правительство всерьез готовилось к созданию вооруженных сил союзных республик, чтобы придать республикам реальный государственный статус. Поэтому призыв был остановлен для комплектования впоследствии из сэкономленных национальных людских ресурсов неких новых национальных формирований. Но против этого говорит то, что призыв был отменен только в нескольких республиках СССР и более не возобновлялся даже тогда, когда решения о создании союзно-республиканских наркоматов обороны и республиканских воинских формирований превратились в пустую формальность, а вопрос о включении союзных республик в ООН был снят с повестки дня.

Решение Верховного Совета СССР от 1 февраля 1944 г., хотя и не было воплощено в жизнь, но еще раз показывает, что национальные формирования неоднократно становились объектом большой политики, в том числе и внешней политики. Положение о воинских формированиях союзных республик еще долгие годы продолжало сохраняться в союзной и республиканских конституциях, оставаясь полной фикцией.

Анализ истории закавказских национальных формирований в 1943-1945 гг. показал, что общей тенденцией их развития стала постепенная утеря ими мононационального характера. Причиной тому стали приток в них пополнения с освобожденных территорий и значительного поступления в войска военнослужащих закавказских национальностей после отмены призыва и мобилизаций в Закавказье. Личный состав дивизий в ходе боевых действий многократно обновлялся и остававшееся ядро военнослужащих кавказских национальностей становилось основой стабильности подразделений. Ветераны- кавказцы были примером для бойцов нового пополнения. Поддержание национального характера соединений, сформированных в Закавказье стало заботой региональных руководителей. Они нередко добивались занарядки в национальные соединения соответствующих пополнений. Однако в целом, кавказские национальные соединения и по национальному составу и по боевым характеристикам фактически стали в один ряд с прочими соединениями Красной Армии.

В то же время, кавказские национальные формирования со второй половины

1943 г. приобрели публичную известность. Пропаганда их боевого пути была частью общей правительственной программы знакомства населения с героическими частями Красной Армии, уверенно шедших к победе над немецко- фашистскими захватчиками. Создание пропагандистского образа национальных формирований не требовало полного соответствия их подлинной истории. Такой подход удовлетворял требованиям создания символов боевой доблести кавказских народов. Закладывались основы параллельной история национальных дивизий, на которой строилась их послевоенная историография - крайне политизированная и непримиримая к инакомыслию.

Определенный интерес представляют решения союзного и республиканских верховных советов зимы-весны 1944 г. о национальном военном строительстве в союзных республиках СССР. Как только эти решения сыграли свою роль на международной арене, они немедленно были преданы забвению. Можно утверждать, что национальные формирования в последние годы войны существовали как бы в двух ипостасях: как реальные боевые единицы и как идеальные идеологические образы. На те и на другие возлагались вполне конкретные задачи.

Исследование истории кавказских национальных формирований в годы войны показало, что они явились особенным институтом Красной Армии с отличными от остальных воинских частей принципами и условиями формирования, боевой и воспитательной подготовки личного состава, тактики их боевого применения, а значит - и отличным от других историческим путем. Его изучение потребовало от автора выработки особого подхода, сочетающего методы традиционного военно- исторического исследования с изучением политических процессов и национальной политики на Кавказе в годы войны.

Важность исследованию истории национальных дивизий придает и очевидная идеологическая функция, которую те несли как олицетворение вклада того или иного народа СССР в дело борьбы с фашизмом. Помимо пропагандистской, публичной нагрузки, национальные формирования стали предметом острой негласной полемики в среде политических и военных элит союзного и республиканского масштабов, никогда не выходившей за пределы документов с грифом «совершенно секретно». В центре этой полемики была оценка боеспособности национальных дивизий. Она оказывала определяющее влияние на их боевую судьбу. Выводы о боевой ценности национальных дивизий экстраполировались на сами народы, из числа которых они формировались и, несомненно, сыграли свою роль в коррекции национальной политики советского правительства.

Опубликованные документы

1. Азербайджанская ССР в период Великой Отечественой войны (1941-1945гг.)

Сборник документов и материалов в 2-х томах. Т.1. Баку, 1976.

2. Битва за Кавказ в документах и материалах. Ставрополь, 2003.

3. Верховный Совет СССР. Созыв I. Сессия 10. 28 января - 1 февраля 1944 г.

Стенографический отчет. М., 1944.

4. Внутренние войска в Великой Отечественной войне 1941-1945гг. Документы и материалы. М., 1975.

5. Всесоюзная перепись насселения 1939 г. Основные итоги. М., 1992.

6. Всесоюзная перепись насселения 1939 г. Основные итоги: Россия. СПб, 1999.

7. ГКО постановляет... (Публикация Н.С.Гишко) // ВИЖ 1992 №2

8. Годы суровых испытаний и народного подвига. Сб. док. и мат. (О Дагестане в период обороне Кавказа). Махачкала, 1995.

9. Горьков Ю. А. Государственный Комитет Обороны постановляет (1941 - 1945).

Цифры, документы. М., 2002.

10.Документы вермахта: Инструкция специальному штабу «Ф».// ВИЖ 1987. №12.

11.Застольные речи Сталина. Документы и материалы. Вступительная статья и составление В. А. Невежина. М., 2003.

12.Кавказ. 1942-1943 годы: героизм и предательство. Публ. Ю.Н.Семина,

О.Ю.Старкова // Военно-исторический журнал. 1991. №6.

13.Комаров Н. Я. Государственный Комитет Обороны постановляет…: Документы.

Воспоминания. Комментарии. М., 1990.

14.КПСС о Вооруженных Силах Советского Союза: Документы 1917 - 1981. М.,

1981.

15.Наш край. Документы и материалы (1917-1977гг). Ставрополь, 1977.

16.«Обязуюсь помочь немецкой армии…» Публ. В.П.Галицкого. // Военно-

исторический журнал. 2000. №3.

17.Переписка председателя Совета Министра СССР с президнтами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны,

1941-1945гг. Т.1-2. М., 1986.

18.5 сессия Верховного Совета Азербайджанской ССР I созыва. 6 - 8 марта 1944 г.

Стенографический отчет. Баку, 1947.

19.Лаврентий Берия. 1953. Стенограмма июльского пленума

ЦК КПСС и другие документы. М., 1999.

20.Литвин Г. А., Смирнов Е. И. Освобождение Крыма. Сборник документов. М.,

1994.

21.От Советского Информбюро... 1941-1945. Тома 1-2. М., 1982.